Сибирские огни № 09 - 1970
— A-a,— продолжит, качая зыбку, Нина. Потом она мне будет рассказывать про мужа Валентина, которого я прекрасно помню, и начну медленно сатанеть от скуки. Чтобы не раз дражаться, я примусь за дело — мы будем пить чай. Индийский, второй сорт. Он острее, пахучее первого сорта, он пахнет сеном, чуть подсох шим через два-три часа после косьбы, в нем возбуждающие, запахи клубники, истлевшей на солнце, уже темно-коричневой. У меня есть проигрыватель. Мы будем слушать Баха. Сейчас; гово рят, Бах моден? Расскажи мне о Нёле, Нина. Нет, все же сначала о себе, давай- давай — о себе, а про нее — потом. Потом — как изнывал я от счастья й одиночества на горбатых улицах города Азани, томился, хрустел ку лаками, умирал, гордый и непонятный, читал с эстрады в институте Байрона и Лермонтова, и тень значительности лежала на моем курно сом лице... «Дурак!» — смеюсь я над прежним собой. Бегу к двери— открываю. 2. Нина Она в роскошной шубке, ее мордашка с темными усиками как всег да загадочная, важная. По самые брови пышная белая шапка, наче санная так, что напоминает театральный факел со сходящимися и закру женными по часовой стрелке языками пламени. — Ну-у,— говорю я.— Здравствуй. Мы целуемся, и Нинка хохочет. 1— Ты чего? — несколько теряюсь я. — Ты все так же целуешься? Как мальчишка... Губы вот так. Ты все тот же, солнышко! Ты, правда, все тот же? Я краснею, помогаю ей снять шубу. Потом мы садимся за стол, друг против друга. Я разминаю сигарету. Нинка обладает способностью преданно смотреть в глаза собесед нику, смоляные ее очи, подведенные черным, сияют, словно нет на зем ле для нее более родного человека, чем сидящий напротив. Я под мигиваю Нинке, пытаясь как-то отделаться от неловкости. Тогда Нинка, чуть приблизившись, начинает разглядывать мое лицо: губы, скулы, брови. Я встаю и принимаюсь ходить по комнате. — Ну, как дела, милая? Какими судьбами? — Командировка. — Как тогда? — Не знаю, солнышко. Тогда было лучше... Мне еще лететь в Есинск. Там наш заказ горит, министерский. — А у кого? — Зилтатская экспедиция. Ну и эти — военные... — Мать, да там же Димка. Если что — поможет. О чем речь! — A-а, Смеловицкий?.. Только удобно ли мне? — Да ну, пустое! Ты-то при чем? Валентин дома, в Москве? — Да. До двадцатого. Потом... Она не договорила. С рассеянной улыбкой осмотрела мою берлогу. — Хорошо тебе, солнышко. Один. Лес рядом. Она отошла к окну, посмотрела влажными счастливыми глазами на соседний дом. Он ей тоже нравился. Ей нравилось почти все.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2