Сибирские огни № 09 - 1970
врач должен был присутствовать: «Четвер того дня присутствовал при наказании Пу тина ста ударами тетей .— ста ударами! Вчера повешение Рыжакова, да хотя бы повесили сразу, г го долавливали на земле.халатным круглым поясом с кистями на концах. Как врезались эги кисти в моей памяти.. А гот, Путин? Кричат, выл, стонал, и... замолчал. Погибаю, товарищи, помогите! Погибаю' На вас у меня надеж да!..» Анализируя творчество Кокосова, иссле дователь выявляв! жизненную основу его произведений, дает высокую оценку его жестокому реализму, его гражданственно сти. Петряев прекрасно понимает, что глав ное в творчестве — это личность художни ка. И потому с такой полнотой и обстоя тельностью он говорит о Кокосове-челове- ке — о его доброте, самоотверженности, глубоком сочувствии катопжникам,— имен но эти качества и позволили писателю с огромной силой рассказать о каторге, о бла городстве каторжника Срублевова, отпу щенного Кокосовым под честное слово и вернувшегося обратного девочке Ельке, ко торая была любимицей Кары, но стала объектом гнусных домогательств смотрите ля, оказала ему сопротивление и под плетьми сошла с ума... Сочетание научности с эмоциональ ностью повествования, развернутых библио графических справок с живыми зарисовка ми отшумевшего прошлого сделало книгу «Исследователи и литераторы старого За байкалья» заметным явлением в литера турной жизни Сибири, и вполне закономер но через год пыле этого, в 1955 году, Е. Д. Петряев был принят в члены Союза советских писателей. Мы знаем немало примеров, когда врач оставлял свою профессию ради литературы. Но Евгений Дмитриевич не просто повто рил опыт своих предшественников: он по святил себя краеведению и литературе, не расставаясь с основной профессией, отдав ей 27 лет жизни. И приизошло это не по тому, что он подчинился обстоятельствам: Петряев любил избранное им дело, не жа лел на него времени, мной, писал по спе циальным вопросам (две книги и более 50 статей) и уже в 1945 г. защитил диссерта цию, став кандида 1 эм биологических наук. В медицине он бь:.м не кабинетным теоре тиком, но человеком большою практичес кого опыта, и это! опьп стал материалом для многих его '-татей Тем не менее, после 1955 года он уже не публикует ни одной специальной работы. Теперь его вкладом во врачебное дело становятся историко-ме дицинские исследования.' А затем Петряев целиком посвящав! себя трудам по куль туре, печати, литературе Так постепенно основное призвание восторжествовало, и любимое дело стало профессией Краеведческий иои^к немыслим в оди ночку, Он требует контактов с десятками и сотнями людей и. прежде всего! с теми, кто сам одержим страстной любовью к старине и к ее тайнам. В Чите Петряев объединяет вокруг себя местных краеведов, восстанавливает деятельность Забайкаль ского отдела Географического общества. Он прилагает все старачиг к тому, чтобы создать здесь литера!урный музей, и уже после его отъезда из Сибири эта инициати ва воплощаемся в жизни: литературный му зей открывается при Читинской областной библиотеке. Переехав в Киров (в 1955 г.), Петряев и здесь начинает поднимать пласты куль турного прошлого Вятской губернии и вместе с другими литераторами и краеве дами создает Кировский литературный му зей. Для этой цели отводится старинный дом, в котором когда-то жил М. Е Салты ков-Щедрин. сосланный в Вятку. И хотя в музее пока всего три комнаты и многого ему не хватает, глазное сделано- есть где собирать рукописи, документы, фотографии, реликвии. Давнишняя мечта Петряева сбы лась... Впрочем, сбылась ли? Живч вдали от Сибири, Евгений Дмитриевич по-прежнему считает себя сибиряком, а в наших краях дела музейные далеко не так благополучны. В своих письмах Петряев с удовлетворени ем говорит о том, что уже открылись ли тературные музеи в Тамбове, в Туле, что есть два таких музея в Свердловске — Ма- мина-Сибиряка и Бажова — и что можно было бы открыть третий—литературный музей Урала — на базе хранилища и архи ва известного уральского краеведа и пи сателя В. П. Бирюкова. Но Сибирь отста ет. «Попробуйте найти в Сибири стенгазе ту, скажем, 30-х годов, которую издавали в каком-нибудь Киренске. Boi у Бирюко ва для Урала все это есть...» Другая забота Петряева — архивы. Ему на каждом шагу приходится решать «урав нения со многими неизвестными». До сих пор архивы старинных юродов Сибири страдают от варварского отношения в прошлом к бумагам местных литераторов, этнографов, краеведов, врачей Как говорил в свое время выдающийся натуралист-за байкалец И. С. Поляков, в старой Сибири бессмертными были только мамонты, а люди не оставляли после себя никакого следа.. Петряев с болью пишет о том, как в 80-х годах прошлою века нерчинские влас ти вывезли на берег реки городской архив и сожгли за ненадобностью, а »все то, что осталось «по недосмотру», позднее сторож музея употреблял на растопку: «Лучше бересты горит'» Исследователя особенно удручает, что усилия отдельных коллекцио неров пропадали втуне Разбазаривали цен нейшее собрание документов о Сибири на следники известного красноярского купца- библиофила Юдина. Не сохранился пол ностью и богатейший архив нерчинского краеведа и журналиста И. В. Багашева, отправленный Юдину и оказавшийся на полпути к нему, когда Юдин скончался. Петряева все это волнует потому, что и в наше время порой приходится сталки
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2