Сибирские огни № 09 - 1970

Л и т е р а т у р н ы е П О Р Т Р Е Т Ы ю. постнов ■ С ем ь ш а го в в н е и з в е д а н н о е В свое время Мопассан выражал жела­ ние, чтобы история его жизни была для окружающих только историей его книг. Ему хотелось уберечь от людских глаз то. что он считал для себя глубоко личным и сокровенным Но даже если оставить в стороне протест этого «гордого и стыдли­ вого человеческого сердца», глазным в жизни каждого настоящего писателя, дей­ ствительно, остается его творчество. Кни­ ги, созданные им, в конце концов самое важное как для него, так и для тех, кто интересуется его личностью. Вот почему, решив рассказать о Евге­ нии Дмитриевиче Петряеве, я прежде все­ го обратился к его книгам. Их семь на сегодняшний день. В них, как и в многочисленных статьях, рассеян­ ных по журналам и газетам, запечатлено главное, что присуще Петряеву— краеведу, историку культуры, писателю. Петряеву — человеку... Когда встречаешься впервые с Евгени­ ем Дмитриевичем, испытываешь непреодо­ лимое желание узнать: откуда у него, че­ ловека, которому давно перевалило за пятьдесят, постоянный юношеский энтузи­ азм? Что подогревает его неутомимое же­ лание раскапывать и раскапывать прошлое, напоминать о забытом, воскрешать умер­ шее? Но Евгений Дмитриевич — не . из тех, кто любит говорить о себе. Он и в книгах- то раскрывается не впрямую, не через ав­ торскую исповедь, а в рассказе о других, в своих пристрастиях, в том, вокруг чего бьется его исследовательская мысль. Он пи­ шет о людях, для которых дело было содер­ жанием всей их жизни. Они беспокоились только об одном — выполнить свой долг и совсем не заботились о «бессмертии» Имен­ но такие люди для Петряева — родственные натуры. Его никогда не прельщает возможность рассказать о себе в связи с авторским по­ иском. И это — не только скромность. Это, скорее, творческое кредо. Петряев никогда не писал ничего авто­ биографического. Его письма носят деловой характер И, если уж попытаться все-таки «докопаться до корня», придется это де­ лать, собирая по крохам его скупые при­ знания, а главное — надо вчитываться еще и еще раз в ею книги. «Главный мой наставник — дорогой мой отец, Дмитрий Ильич — пишет Петряев.— Он был почтовым служащим, но прекрасно знал родную словесность, писал стихи, был кладезем всяческих сведений об Урале и Сибири...» У отца Петряев перенял не только лю­ бовь к книге и к истории родного края, он унаследовал у нею, может быть, самое важное для писателя: любовь к людям, живым, и ушедшим из жизни. «Потеря отца —"незаживающая моя рана,— говорит в своем письме Евгений Дмитриевич — Потому подспудно в каждой моей книге живет боль о вечной разлуке». Надо знать Евгения Дмитриевича, его сдержанность в слове, ч-обы понять, как мною стоит за этим признанием. Петряев нашел себя не сраву. Да, лю­ бовь к словесности была его первой лю­ бовью. Но в годы юности ему еще не бы­ ло ясно, что конкретно он мог бы делать на поприше литератора. Конечно, его бу­ дущее призвание смутно говорило в нем: он писал первые свои рецензии, библио­ графические заметки, и их охотно прини­ мали в печать. И тем не менее, его выбор пал на другую профессию, хотя и близ­ кую «человековедению» — медицину. Начав учиться в Уральском университете, Петряев завершил свое образование в Свердловском медицинском институте, окончив его в 1938 году. После этого Евгений Дмитриевич стал военврачом и почти 20 лет прослужил в