Сибирские огни № 09 - 1970
<5арт сусеки пустые, только несколько меш ков муки и пшеницы, а в углу — куча овса. — И все? — Все. — Какой у него был посев? — Тридцать десятин. А хлеб, говорит, продал на базаре. Врет, товарищ начальник. По родственникам распихал. Люди видели, как он с батраком всю ночь возил что-то на двух бричках. — Собери, товарищ, членов комиссии, а мы сходим к нему на дипломатические пере говоры. И, поправив кобуру, он вышел из избы. Кулак не отрицал вины: — Я колол дрова, когда предсе датель пришел со своей ордой — и сразу: «Почему не сдаешь хлеб?» Я ему и говорю: хлеба у меня нет, продан весь. Тогда он в амбар — я не пущать. Сло во за слово, ну я и замахнулся... — Открой амбар,— потребовал Игнатьев. Кулак покорно снял с амбара большой висячий замок. Все было, как показывал председатель: сусеки пустые, те же мешки с мукой и пшеницей, тот же овес. — Где у тебя хлеб? — Весь тут. Остальное продал. Собира юсь распродаваться и уезжать в город. Игнатьев заглянул в пригон, увидел не сколько коровьих и бараньих туш, свежие шкуры. — Зачем порезал? — Я же сказал, что собираюсь уезжать.. — Сколько на тебя наложили? — Восемьсот пудо^. — Немного. Сдашь. А не сдашь — су дить будем. Игнатьев вернулся к председателю. У не го уже собралась вся комиссия. Договори лись съездить на кулацкую заимку. Запрягли лошадей, взяли топоры, лом и железные лопаты: вдруг обнаружится «чер ный элеватор». По совету Игнатьева при хватили с собой и кулака: обыск должен производиться в присутствии хозяина. За ночь выпал снег, ехать по целику бы ло трудно, и лошади шли шагом. «Тридцать десятин посева,— рассуждал про себя Иг натьев. — На круг по 60 пудов с десяти ны— и то 1800 пудов. Маловато дала ему комиссия. А у него еще должен сохраниться хлеб старого урожая». Наконец добрались до заимки. Малень кая избушонка, рядом — навес для лошадей. В избушке — топчан, железная печурка, стол с остатками еды. Еда почти свежая, словно только вчера здесь были люди. Прощупали земляной пол, разворотили топчан. Кулак наблюдал за всем этим мол ча, и в его глазах время от времени вспыхи вали злые огоньки. — Нету у меня здесь ничего. Мышам есть нечего. Зря стараетесь. — Ничего, гражданин. Пусть люди по греются. Вреда от этого не будет,— сказал Игнатьев. Председатель комиссии тем временем об следовал прилегающую к избушке пашню. Около одной из одиноких березок заметил оголенную землю. Ткнул железным щупом — тот уперся во что-то твердое. Вернулся в из бушку. — Там, около березы, сдается мне. яма,— сообщил он Игнатьеву. Захватив с собой кулака, вся комиссия отправилась к указанному месту. Раздолби ли уже смерзшуюся землю, под нею — дос- киг Разворотили их: яма, обложенная но-, веньким тесом, до краев заполнена чистым,! отсортированным зерном. Кулак стоял в стороне, готовый, кажет ся, броситься на членов комиссии — рвать, кусаться, убивать... Но обрезаны крылья, кулацкие, и он стоит, как ощипанная во рона. Игнатьев отправил милиционера в по селок за подводами. Тем временем комиссия продолжала поиски и примерно в километ ре от этой ямы нашла другую, еще более вместительную. Из обеих нагребли больше тысячи пудов отборного зерна. Игнатьев арестовал кулака и отправил, под конвоем в Волчиху. Судили его на другой же день. Суд вы нес решение: наложить на кулака за невы полнение твердого задания штраф в трех кратном размере от задания, а недостающее зерно покрыть конфискацией имущества; за нападение на председателя балансовой ко миссии приговорить к 10 годам тюремного заключения. ...Кулацкий террор не мог затормозить хлебозаготовки. К новому, 1928 году, район сдал государству свыше миллиона пудов хлеба, значительно перевыполнив установ ленное задание. ЧЕРЕЗ ГОДЫ Недавно мне представилась возможность побывать в тех краях, встретиться со стары ми знакомыми. Маршрут наметил несколько необычный: до станции Кулунда поездом, а от Кулунды до Волчихи (сто двадцать ки лометров) — на автомашине. Снег выпал рано, и ко времени моей поездки (середина ноября) установился от личный санный путь. Мотор работал беспе ребойно, машина легко преодолевала не большие снежные переносы. Навстречу нес лись груженные хлебом ГАЗы, ЗИЛы, трак тора с прицепами. Колхозы и совхозы спе шили с хлебозаготовками. Проехали Михайловку, Боровой Форпост. Местность та же, но сел не узнать: много нового жилья, новые школы, клубы. Наконец показалась Волчиха. Сердце бьется учащенно, курю папиросу за папиросой. Шофер не курящий, табак сто раздражает и он приоткрывает боковое окно. Въезжаем на знакомую мне площадь. Райкомовский дом на месте, но около него резвятся ребятишки: здесь теперь детский сад. Старого, переоборудованного из церкви
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2