Сибирские огни № 09 - 1970
— Что ты, Дима! Парни не подведут. Ничего не было. Никаких речей. И насчет децег, и заграницы. — Если месторождение есть, Вася, то тут ничего не попишешь. А может, Вася, с гулькцн нос. С ноготь! И строить ничего не надо. По ставить крест и—дальше. Хватит Ромашкино. На следующий день Димка пошел пешком в Чикар. Туда вела тракторная дорога. Снег был спрессован чудовищной тя жестью, он блестел, как кость, и не таял на солнце — так был чист. Воздух светлый, морозный, жег легкие, нисколько ни кашляй, щекотал где-то внутри. Димка размахивал руками, шапка у него тут же закур- жевела, и он, теоретик, старался не улыбаться — на ярком свету начи нали болеть зубы. Скрип-скрип, снег! Шептунов уже знал о вчерашнем инциденте. Правда, он ничего не спросил насчет пропажи. Серьезно, очень серьезно выслушал Димку. — Ну, что ж, интересно. Ты считаешь, что в принципе Афиногенов с Севкой не имели права настаивать на универсальности своего метода? — Какая там универсальность,— улыбался Дима. «Все ясно»,-— говорили его растопыренные пустые ладони. — Я тебе большее скажу. Наш профессор, весьма мрачный человек, Канжан его фамилия, как-то признался: метод аналогий зыбок. Никогда еще ничего в точности не совпадало. — Чего там говорить. — А как у них сами расчеты? — спросил Костя. — В пределах их интерпретации метода — годятся. А если брать задачу шире, если не идти на упрощения, показания прибора на анома лиях сравнимы с его погрешностью. Я подсчитал — вот. Странное дело, когда Афиногенов кричал в столовой на Димку, у Димки было такое ощущение— чуть ли не боязни, что его в чем-то разоблачат. Афиногенов здесь всю жизнь свою провел, знает район досконально, а тут какие-то викинги... Но теперь, сидя перед Костей, он понимал: все куда серьезней. — Мне нравится, как ты думаешь, у тебя матаппарат отличный,— сказал Костя и потускнел,— у меня хуже. Димка хотел сказать Косте, какой ценой ему достается быстрая работа в счете, но потом подумал: «А может быть, никто не должен знать, какой ты наедине с собой. Надо уметь жить по режиму. И мож но столько сделать». И он распределил свой день поминутно. Вставал в семь, до без пятнадцати восемь бродил в полной тьме вокруг бараков, размышляя о своих проблемах. Потом — завтрак, пятнадцать минут отдыха, потом на работу, в полпятого —домой, в кровать, потом — на ноги, шататься, по том— за стол, ужин самый легкий, с полдесятого до двенадцати — счет. Он за полмесяца успел столько вариантов перебрать, что Шептунов не доверчиво сощурился, а потом, проверив, вяло пожал руку. — Ты — гений, Дима. Какого черта сидишь здесь? — А я же учусь. В Есинске. — Я не о том. Почему ты здесь? Ты откуда? Димка, возведенный в ранг гения, решил, что будет более умным умолчать о причинах, приведших его в Сибирь. — Несчастная любовь,— с усмешкой сказал он. — Вот что,— начал Костя,— бумаги нашлись. Принес их Синица. Сказал, что как-то вечером ты заявился к ним в барак, на тебе лица не было, ты бредил... бросил на стол бумаги и убежал... да, чуть ли не босиком.. Было что-нибудь в этом роде? Димка, холодея, подумал: «Вася наболтал? Какая наглость, какая
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2