Сибирские огни № 08 - 1970

организацию от директивности, от теории «живого человека», и создать из нее настоящую базу для того самого Союза советских писателей, о котором все настойчивее говорит Горький. Это будет эффективней, чем просто ругать рапповцев со стороны. Твердо замыслив вступить в РАПП, Маяковский решил обязатель­ но утянуть с собой Асеева. Тогда и остальные никуда не денутся, пота­ щатся следом. О Брике пока не могло быть речи; рапповцы категори­ чески не признавали его, придерживаясь мнения Луначарского: Брик обилием путаных идей, от которых сам легко отказывается, портит Маяковского, который воспринимает их всерьез и надолго. Но едва Маяковский однажды упомянул РАПП, как Асеев негодую­ ще закричал: — Не говорите мне об этой бюрократической конторе! Они нашили себе мундиров из пролетарского происхождения! У них дипломатически вежливое отношение к врагам и хамское — к своим! И Маяковский замолчал. Устал он спорить... Он вообще устал. Все время таилась в подсознании боязнь, что опять сорвется глотка, и уже навсегда. Это первая зима за множество лет, когда он не выехал выступать ни в один город, не считая поездки в Ленинград. Это было невероятно для него — нигде не выступить вне Москвы и Ленинграда за всю зиму! Зато Брики готовились к грандиозной двухмесячной поездке: Ли­ лина мать теперь была переведена из Берлина в советское торгпредство в Лондон и пригласила супругов в гости. Правда, Ося не забывал и о выставке, которая все еще только готовилась, и как-то вечером порадо­ вал сообщением: — Я закончил, Володя, поиски всех твоих отдельных изданий. Их насчитывается примерно сто. В это время вышел шестой том Собрания сочинений, и Маяковский вписал строчку в записную книжку, памятуя поэтическую дуэль Герве- га и Фрейлиграта: 4 Над бандой поэтических рвачей и выжиг я «подыму все шесть томов моих партийных книжек. Продолжая сбор экспонатов, он пошел в Третьяковскую галерею, где недавно открылась выставка «Окон РОСТА» — в связи с 10-летием. В тихом замоскворецком переулке, в приземистом красном тереме, предназначенном для шедевров, три комнаты сплошь были завешаны покоробленными, пожелтелыми плакатами; ни холстов, ни рам, а толь­ ко скверная бумага с остьями, будто выделанная из мякины. По залам ходили пионеры с учительницей, красноармейцы и несколь­ ко задумчивых пожилых людей. На всех стенах узнавал Маяковский свою руку, свои краски, свои торопливые слова... Зубастые пасти белогвардейцев, красноармейские штыки, красные фигуры рабочих... Оранжевые лица — эта краска назы­ валась «мордовая», потому что ею раскрашивали лица... «Деникин и Россия: Русь свинье не товарищ». «Маленький фельетон. Кому'не видеть в Коммуне благ: в петлю по­ падет Петлюра, зажатый в кулак, зашипит кулак, трясется за шкуру Шкуро». Белогвардейские погоны сменялись белопольскими эполетами. «Хлеб-соль ешь — а панов режь»... Разрушенные паровозы, запахиваемые поля, шеренги рабочих с молотами. Дикая харя разрухи. Разорванные рельсы, изломанные шпалы: