Сибирские огни № 08 - 1970

Он дочитал стихотворение до конца и, жестом прекращая аплодис­ менты, сказал с тоской: — Старо все это! Надоело! Все занялись чаем, утомленно переговариваясь — было уже запол- ночь. Под шелест разговора Маяковский ушел в свою комнату и, не за­ жигая света, долго стоял там у письменного стола, стиснув стакан с недопитым чаем. Мейерхольд пришел за ним и положил руку на плечо, Маяковский медленно повернул к нему голову, снова отвернулся к ок­ ну и приговорил: — Сначала вы всех любите, и вас все любят. И все идет хорошо. Потом вас все любят, кроме одной, именно той, которую вы любите. И так всегда. Он помолчал и нервно, Двердо сказал кому-то за окном: — И это всё! Последнее слово об этом! На этом кончено. Мейерхольд, не сняв своей руки, вывел его за плечо к людям. За весь вечер впервые Маяковский сел рядом с Вероникой... Он хотел бы шутливо и весело спросить ее — почему она сбежала от него на Кавка­ зе? Но знал, что если спросит, то это выйдет тяжело, печально, с укором. Он молча пододвигал ей варенье и конфеты, подкладывал кусоч­ ки торта, а она скромно благодарила, опуская глаза. Прозвенел дверной звонок, и Булька, запертая на кухне, спавшая под шум, проснулась от звонка и глухо залаяла. Осип открыл'дверь, Маяковский поднялся из-за стола. В гостиную вошел Борис Пастернак... Его длинное, костистое лицо было бледным, хотя только что с мороза. Он был в пальто, но без шапки, которую, ви­ димо, повесил в коридоре. Прикрывая тяжелыми веками огромные, страдальческие глаза, он стесненно поклонился всем и подошел к Мая­ ковскому: — Я соскучился по вас, Володя. Я пришел не спорить, я просто хо­ чу обнять вас и поздравить... Вы знаете сами, как вы мне дороги. При молчании всех Маяковский медленно отвернулся и, ,глядя в раму окна, сказал глухо: — Ничего не понял!.. Пусть он уйдет!.. Так ничего и не понял. Ду­ мает, что это как пуговица: сегодня бторвал — завтра можно пришить обратно... От меня людей отрывают с мясом!.. Пусть он уйдет. Пастернак, уронив голову на грудь, побежал, бегом побежал из гостиной, из квартиры, щелкнув замком, забыв в коридоре шапку. Кае-* силь взял шапку и побежал следом. Маяковский ушел к себе в комнату, все молчали, пока не вернулся Кассиль. И вечер сломался на этом, окончился вечер. Да и так уже подсту­ пало утро.I II На душе было смутно, неутоленно: и так-то вместо юбилея получи­ лась всего лишь вечеринка, да и она еще несчастливо кончилась..* Отрывать с мясом — больно, всегда долго саднит потом... Но, как не раз бывало уже, не группа друзей, а вся страна, сама не ведая о том, вернула личной жизни смысл и бодрость. Накануне этой юбилейной вечеринки Сталин на совещании аграрников-марксистов про­ возгласил ликвидацию кулачества, как класса. Вскоре на Волге и в тех самых степях южнее Ростова и севернее Краснодара, по которым два года назад проезжал Маяковский, начался двухмесячник сплошной кол-