Сибирские огни № 08 - 1970

Вы указываете сходство других «откровенных паралле­ лей» и «признаков». Тогда обстрел этих признаков сходства с антипатичным, но типичным персонажем становится уже «уважительным» с «точки зрения советской общественности», и если это так, то я оставлю моего «героя» в покое, и придет­ ся переменить фамилию вам». «Открытое письмо» и ответ были рядышком напечатаны в «Литера­ турной газете». Хотя Баян и не походил на фосфорическую женщину, однако, пись­ мо его прилетело как бы из будущего, оно предвещало то, что произой­ дет,— правда, не через пятьдесят лет, а наутро после новой премьеры: уж если Баяны протестуют, то как же разорутся Победоносиковы!.. А как же они, действительно, разорутся? Что произойдет наутро после премь­ еры «Бани»? ...Победоносиков из зала смотрит Победоносикова на сцене и выго­ варивает режиссеру: — Тип! Это все-таки не «тип», а, как-никак, поставленный руково­ дящими органами главначпупс, а вы — тип! И если в его действиях имеются противозаконные нарушения, надо сообщить куда следует на предмет разбирательства, и, наконец, проверенные прокуратурой сведе­ ния— сведения, опубликованные РКИ, претворить в символические об­ разы... А потом надо показывать и светлые стороны нашей действитель­ ности. Взять что-нибудь образцовое, например, наше учреждение, в котором я работаю, или меня, например... Я вас попрошу от имени всех рабочих и крестьян меня не будоражить. Подумаешь, будильник! Вы должны мне ласкать ухо, а не будоражить... Пока Маяковский сидел над «Баней», Безыменский закончил свою стихотворную пьесу «Выстрел», стреляющую тоже по бюрократам, и про­ читал ее в Красном зале МК ВКП(б). Вокруг нее тут же поднялся шум, и нарицательными стали по Москве имена двух персонажей: парттетя Мотя и парттетя Авдотья. Силен и оперативен напор литературы в помощь Ярославскому и Землячке! Вместе с Эрдманом Маяковский бил мещанство, вместе с Бе­ зыменским ударит по бюрократизму. Хотя было досадно, что не первый закончил пьесу. Пришло письмо от Тани с перемешанными, как всегда словами люб­ ви и сомнения. Все обдумывала, все взвешивала, все что-то преодоле­ вала в себе и не могла преодолеть, и писала о том, что в Москве им вдво­ ем все равно не жить спокойно. Разве это любовь? Это неполная любовь, если ей надо столько ог­ радительных огней вдоль фарватера. Не может быть любви для люб­ ви, как нет искусства для искусства. Любовь — это сердце всего. Если сердце работает, то оно не может не проявляться во всем, оно работает не на себя. С тем же раздражением, которое однажды примешалось к посто­ янной тоске и с тех пор тоже стало, кажется, постоянным,, он написал «Красавиц»: Смотрю в антракте — красавка на красавице. Размяк характер — все мне нравится. Упадая с высоты, пол метут шлейфы. От такой красоты , сторонитесь, рефы.