Сибирские огни № 08 - 1970

еще никогда не отказывали ему в этом, и сейчас он тоже сразу получил разрешение. Он назначил отъезд немедленно после премьеры «Клопа» и написал Тане: «Я бросил разъезжать и сижу сиднем из боязни хоть на час опоздать с чтением твоих писем. Работать и ждать тебя это един­ ственная моя радость». Даже долгожданное прибытие «Рено» из Парижа не оказалось та­ ким уж праздником, каким мечталось когда-то. Кургузый автомобиль зарычал на московских улицах четырехцилиндровым мотором. Лиля очень обрадовалась машине, снова стала уверенно ласковой, будто обрела дополнительное звено, скрепившее ослабевшие отношения. Она сама наняла приходящего шофера по фамилии Гамазин, который тут же остроумным семейством был переделан в «Магазин». Когда вдвоем, без шофера, обкатывали «Рено», и Маяковский с усталым удовольствием переключал рычаги скоростей на перекрестках, Лиля глухо и непререкаемо проговорила: — Тебе не надо ехать в Париж. Это бессмысленно, это компроме­ тирует тебя... Не принимай за судьбу мимолетное наваждение. Но он отмалчивался, чувствовал себя отвратительно и хотел выр­ ваться, не считаясь ни с чем. И только сказал озабоченно: — Нет, я не могу сам водить машину —задумываюсь за рулем. Через несколько дней он опять писал Тане: «Обдумай и посбирай мысли (а потом и вещи) и примерься сердцем своим к моей надежде взять тебя на лапы и привезть к нам, к себе в Москву. Давай об этом думать, а потом говорить. Сделаем нашу разлуку проверкой. Если лю­ бим—то хорошо ли тратить сердце и время на изнурительное шаганье по телеграфным столбам?» По мнительности своей он часто видел себя осипшим и слабоголо­ сым, тяжкий сон налетал наяву, и надо было сделать усилие, чтобы прос­ нуться. И хотя он подлечил горло по рецептам харьковского ларинголо­ га, хотя до несчастья было еще далеко, а при разумном пользовании глоткой, может быть, оно никогда и не случится, но все равно он не мог отвязаться от постоянного ощущения затаившейся беды и чувствовал се­ бя ослабевшим, обезоруженным, и оттого многочисленные противники казались более сильными и навязчивыми, чем до сих пор. Он как бы сжался и чуть уменьшился перед ними, и уже не в силах распугать их своим басом... Со своей болезнью, с тоской по Парижу уходил он от Лилиного соп­ ротивления на Лубянку —к черному камину с верблюдиком, к письмен­ ному столу, к портрету Ленина, возвращенному на место из летнего Пушкино. Напряженное ленинское лицо с отверстым, кричащим ртом, с огром­ ным лбом, прорезанным морщиной, было совсем рядом, перед глазами... За пять лет со дня смерти Ленина он не написал ни одного стихотворения к траурным годовщинам. Но сейчас, при виде живого, зовущего ленин­ ского лица безысходностью защемило сердце, безвозвратностью; так бы­ ло, когда умер отец: не поправишь, не вернешь, никогда уже не скажешь слово любви, которое так и не собрался сказать. Долго сидел Маяковский в глухой комнатенке и смотрел на Ленина, на щетинки его вздернутых усов, ловил и не мог поймать его взгляда, обращенного вдоль стены, за рамку. Сколько раз он хотел прийти к Ле­ нину и не решился, не успел, не собрался! «Я встал со стула, радостью высвечен...» Так было бы —было б! — если бы Ленин вдруг пришел. Единствен­ ный человек на земле, с которым абсолютно необходимо поговорить по душам. 1Э 2 *