Сибирские огни № 08 - 1970
нал»! «Интернационал», а не наш нацио нальный гимн... Почему?» Ахан — фигура трагическая. Он субъек тивно честен. Но мертвое прошлое, глубо кие заблуждения, которым он отдал жизнь, прочно держат его в своем плену, и ему остается один выход — из окна, на камен ную мостовую. А для байского сынка Акпара нет ни каких сомнений, ему чужды мучительные раздумья Ахана, ему все ясно. Он отчетли во видит, что его маршрут и маршрут его народа стремительно расходятся, но не мо жет даже допустить мысли, что ошибочен путь его, Акпара. Если народ избрал дру гую дорогу, то надо повернуть его на преж нюю —любым способом. «Словом ты мно го не сделаешь — его мало кто понимает. Нужно вот что, — он потряс кулаком, — в зубы!» Буркут любит свой народ искренне и бескорыстно, он не пойдет против него, но взгляд 'его ограничен националистическими шорами. Его идеал — сохранение в полной неприкосновенности уклада старой степной жизни. Новое, принесенное в степь Октяб рем, вызывает у него гнев и боль: «Пова лит в казахскую степь русский город, вста нет своими кирпичами и гранитами на ме сте степных просторов, и ничего не останет ся: ни песни, ни обычаев, ни традиций». С горячей страстностью отвечает Бурку- ту молодой геолог Нурлан: «Постойте, зна чит, мы готовимся строить заводы, шахты, электростанции, клубы, школы не для каза хов? Так для кого же тогда? Значит, казах только тогда казах, если он рождается око ло овец и умирает в хлеву? А кино не для него, грамота не для него, так, что ли?». Но убеждают Буркута, заставляют его порвать с прошлым не эти слова, вообще не слова. Убеждает сама жизнь. Он ездит по степи ог аула к аулу и видит: нет и не может быть- единства казахской нации, пока есть казахи-богачи и казахи-бедняки, хозяева степи и пасынки степи. «Да, оказывается, это очень кровожадные боги — род, обычай, адат». Многое видит Буркут, но особенно потрясает его история молодых влюбленных Еркебулана и Нуржамал. Нуржамал долж на была стать женой богатого старика Жаг- бы. Накануне свадьбы она бежала с люби мым бедняком. Разъяренный Жагбы со слугами и друзьями бросается в погоню. Беглецы, видимо, скрылись на острове сре ди Иртыша, но он весь зарос тростником, их не найти. И тогда Жагбы поджигает тростник и с радостью людоеда, с радостью собственника, не давшего своей собствен ности перейти к другому, слушает крики юноши и девушки, гибнущих в огне... Буркут печатно отрекается от своего на ционалистического прошлого, он рвется к подлинной правде века, но — и это сильно показано в романе —и такое отречение для него лишь начало движения. Во-первых, сам Буркут еще плохо видит новое, он не в силах достойно воспеть его. «Из-под его пера выходило что-то в высшей степени бесцветное, пышное, высокопарное и низко пробное. Далее различных вариаций на те му «да здравствует» он не пошел». Во-вто рых, «отступника» умело травят замаски ровавшиеся враги — очень выразительно и психологически точно нарисован в романе образ одного из них, бывшего карателя, палача в белогвардейском отряде, а ныне «деятеля Наркомпроса» Каражана. А вра гам по слепоте и невежеству своему подпе вают угрюмые догматики. Их оружие — национальный нигилизм, полное отрицание всего прошлого нации, всех национальных традиций. Догматики-нигилисты такого тол ка были в 20-х и начале 30-х годов во мно гих национальных литературах, в том чис ле и русской (достаточно вспомнить взгля ды на русский национальный характер «на- постов» или замечания Бухарина о русском народе как о «нации Обломовых»), и вред, который они приносили молодой советской культуре на радость ее врагам, огромен. Только решительное вмешательство партии внесло настоящую ясность в вопрос о на циональной гордости, национальном харак тере, национальных традициях, в вопрос о советском патриотизме. Через много испытаний — но уже вме сте со своим народом, вместе со всей Со ветской страной — прошел поэт Буркут. Он сам с лопатой и тачкой в руках работал на первых новостройках казахстанской инду стрии. Он глазами и сердцем видел и пафос строительства, и братство людей разных народов советской страны, и накал классо вой борьбы. Борьба эта была жестокой — в ее схватках погибли предательски убитые друзья Буркута: страстный большевик Ха- сен и его жена, обаятельная Ханшаим, Костя-Касым, русский парень, выросший в казахском ауле и во время коллективиза ции возглавивший казахский колхоз. Стал известный, признанный народом, поэт Буркут Кунтуаров и участником вели кой борьбы многонациональной советской Родины с чумой фашизма. И однажды на фронте, в землянке, где происходил допрос пленных гитлеровских офицеров, он встре тил старого знакомого — пропагандиста фа шистского «Туркестанского легиона» Акпа ра Карымсакова. Попавший вместе с ним в плен матерый гитлеровец, философствую щий палач, «доцент и доктор филюсофии», снисходительно хвалил своего холуя: «Этот человек уже дорос до национализма, зна чит, ему с нами по пути... Нацизм и нацио нализм — это высшая и низшая степень усвоения одной и той же идеи». А ¡Буркут- слушая его, думал о повешенном ребенке, чей труп он видел накануне в лесу —«ма ленький, худенький, личико с кулачок... У него были черные чугунные ручонки, про волока так вошла в тело, что ее было не видно»,— и поэта переполняла ненависть к этой человеконенавистнической «идее», рож дающей нацизм и национализм, и к носите лям ее... «Опасная переправа» — роман напря женного действия и напряженных раздУ"
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2