Сибирские огни № 08 - 1970

«Двенадцать»... непрерывно звучащего с эстрад всех пролеткультов столицы»* 1. Другой аноним подхватывал: «В этих стихах поэт уходит от овладевших им в по­ следнее время тем в соловьиный сад чи­ стой поэзии и слагает прежние гимны, ко­ торые так высоко ценят любители истинной нетленной поэзии»2. В следующем месяце в открытую высту­ пил О. Леонидов: «...оправданием для «за­ травленного» за политику А. Блока является только что вышедшая новая поэма его «Со­ ловьиный сад». Каковы бы ни были полити­ ческие уклоны поэта, раз он остается преж­ ним истинным художником, он выше подо­ зрений...»3. Вслед за тем на эту же тему острил Н. Н. Русов в статье «Революция и соло­ вей»: «Соловьиный сад» А. Блока — неудач­ ный роман между искусством и трудом. Очевидно, нельзя быть одновременно ос­ лом ,и поэтом... Бедный Александр Блок, рыцарь Прекрасной Дамы, неудачливый то­ варищ бедного вьючного осла!»4 Так враждебная поэту критика не толь­ ко стремилась скомпрометировать полити­ ческую позицию автора «Двенадцати», но слепо прошла и мимо трагического проти­ воречия, заложенного в другой поэме, по­ казавшейся ей безобидной. Характерно, что Ю. Айхенвальд, кото­ рого так шокировали «грубые» «Двенад­ цать», вскоре после появления поэмы по­ святил ей статью, где иронизировал, что ее любовный сюжет подогнан к революции по логике — в огороде бузина, а в Киеве дядька. «Действительно, — писал он, — раз­ ве- то, что Петька, ревнуя к Ваньке, убил Катьку, — разве это не стоит совершенно особняком от социальной или хотя бы толь­ ко политической революции?.. Правда, Петька, один из двенадцати, — красногвар­ деец; по-видимому, как раз эта дань моде, этот последний крик современности и вы­ нудили Блока написать свое'кровавое проис­ шествие на фоне именно революции. Так по­ лучилась политика». Далее критик прихо­ дит к выводу, что поскольку Петька выме­ стит на буржуе «лишь свою личную враж­ ду и невзгоду, то ему не пристало быть кре­ стоносцем в борьбе за новый мир и борцом против мира старого, буржуазного»5. От­ сюда заключение, что название «Тринад­ цать» — то есть чертова дюжина — больше подходит поэме Блока. Между тем, в реальном развитии поэта «Соловьиный сад», бесспорно, историческое звено, органически примыкающее к «Две­ надцати». Уже в этой предреволюционной поэме А. Блок с огромным лирическим на­ пряжением обнажил коллизию интимно-че­ ловеческого, ставшего несовместимым с об­ щественной совестью. 1 «Новая газета», 1918 г.. К« 56, 30 июля. * «Утренние новости», 1918 г., № 9, 20 августа. * «Свободный час», 1918, № 6. * «Мир», 1918 г„ № 39, 19 сентября. 1 Ю . А й х е н в а л ь д . Отражения. Газета «Раннее утро», 1918 г., № 117. 27 июня. Не в том, конечно, проблема, что вся­ кое «интимно-человеческое» несовместимо с общественной ответственностью личности. Для А. Блока, величайшего лирика эпохи, и общественная ответственность продолжа­ ет оставаться интимно-человеческой сферой душевной деятельности человека. Блок воз­ ражал протйв отслоения в человеке его ин­ тимной сферы от сферы общественной. Трагическая коллизия «Соловьиного са­ да», коллизия, полностью обойденная сто­ ронниками «лирического лунатизма», в том и заключалась, что интимно-лирическое тер­ пит в поэме крах в своей попытке укрыться от прозаической действительности, а тем самым и от товарищеских связей, порож­ даемых этой действительностью, терпит крах в своих взаимоотношениях с миром. Перед А. Блоком стоял мучительный для него вопрос: как сочетать бесспорную кра­ соту «соловьиного сада» с реальностью «железного лома», как обрести слитность реальных противоречий бытия. Противоречие, присущее «Соловьиному саду», отнюдь не оказалось отброшенным поэмой «Двенадцать». Самообогащение поэта, обратившегося к демократической те­ матике мятежной эпохи, возникло из стол­ кновения с «полнотой» истинно человече­ ского в людях революционного действия. Нельзя утверждать, что проблема оказа­ лась преодоленной и исчерпанной револю­ ционной ситуацией,-—но она оказалась бес­ спорно по-новому поставленной! Советской литературе еще предстояло пережить этап «кожаных курток», отказа от дифференциации своих героев, в значитель­ нейшей мере состоявших из металла их бу­ дущих памятников. Такая «слитность» представления отчасти сказалась и в бло­ ковском восприятии красногвардейского до­ зора. Однако как раз любовная коллизия поэмы дала поэту возможность раскрыть в характерах героев их индивидуально-че­ ловеческие задатки и возможности. В поэме «Двенадцать» поэт нашел исто­ рический выход из альтернативы «Со­ ловьиного сада», — интимная сфера челове- ка-борца обнаружила подвижную и тесней­ шую связь с его участием в жизни. Для А. Блока в этом заключалось огромного значения открытие. Вл. Орлов, много сделавший для попу­ ляризации творчества гениального поэта, в монографии, посвященной поэме «Двенад­ цать», задается вопросом: «Спрашивается: почему Блок отвел столь большое место личной драме Петрухи, а потом свел ее на нет? Потому, что эта сюжетная ситуация полностью отвечала его глубочайшему убеждению: в революции все побочное, мелкое, частное, личное должно стушевать­ ся перед основным, главным, общим, исто­ рическим. «Н е такое нынче врем я » — вот формула этого убеждения. Всякая личная трагедия в такие часы и дни тонет в «мо­ ре» революции, во всеобщей, всемирно-ис­ торической трагедии катастрофического столкновения двух миров. В своем личном