Сибирские огни № 08 - 1970

в творчестве поэта человек с трудовым ло­ мом в руках претендует на роль главного героя лирического произведения. Рабочий — условен, символичен сад, но безусловна коллизия, ставшая перед поэтом: как сов­ местить тяготы реальной жизни с соловьи­ ной песней искусства. Неверно будет предположение, что «ус­ ловность» и «символичность» сами по себе лишь недостатки, которые Блок «преодоле­ вал». Это только отчасти так, ибо в «услов­ ности» и «символичности» были и великие открытия новых форм познания самой дей­ ствительности. И «Соловьиный сад» не мо­ жет рассматриваться лишь как «ступенька» к чему-то высшему. Когда мы вспоминали о Пушкине, когда мы обращаемся к Лермонтову и видим глу­ бину его душевного расположения к скром­ ному капитану Максиму Максимычу, — в обоих этих случаях поворот к демократиче­ скому герою предстанет перед нами как движение художника в потоке истории. На первый план выдвигалась уже демократи­ ческая сфера русской действительности, вне которой подлинноеVискусство уже не мог­ ло развиваться. «Светская жизнь», перед окончательным вытеснением из искусства, в последний раз была привлечена Львом Тол­ стым, но для» ее окончательного разоблаче­ ния и дискредитации мерою мужицкой прав­ ды. Хотя жизнь эта вовсе не лишена была в творчестве Толстого элементов поэзии. Трагическое положение Блока сказыва­ лось в том, что необходимый разрыв с де­ кадентскими течениями он вынужден был рассматривать как акт в какой-то степени жертвенный, сомнения обуревали его, ибо в открывающемся ему новом и чуждом про­ сторе он лишь неясно различал возможно­ сти эстетического самообогащения. Величие художника в том и состояло, что он выбрал жертвенный путь, он протя­ нул руку к железному лому забот, служе­ ния людям. В этом и состояло значение сказки о «Соловьином саде», оказавшейся, в силу возникших исторических обсто­ ятельств, переходом к «Двенадцати». На экземпляре «Соловьиного сада», по­ даренном героине цикла «Кармен», А. Блок надписал: «Той, которая поет в соловьином саду»1. Существует еще одна дарственная надпись поэта той же Любови Александ­ ровне Дельмас, к счастью, сохранившаяся, на этот раз непосредственно связывающая все эти вопросы... уже с поэмой «Двенад­ цать». В январе 1919 года А. Блок преподнес Л. А. Дельмас экземпляр вышедшей поэмы «Двенадцать» с многозначительной над­ писью: «Любови Александровне Дельмас от ее неизменного поклонника. Если бы Вы и не сочувствовали этой книге, я все-таки хотел бы подарить Вам * Эту надпись Л. А. Дельмас по памяти восстановила в принадлежащем мне томе А. Блока, ибо подлинник оказался утраченным*1 и ее, потому что Вы — артистка милостью Божией —и, служа Новому Миру Вашим искусством, сжигаете старый мир Вашим огнем»1 К дарственным надписям Блок также относился с присущей ему ответственно­ стью. Потому и эта надпись точно отвечала его тогдашнему настроению, его тогдашне­ му пониманию роли искусства в новых исторических обстоятельствах. Надпись ока­ залась как бы обращением и к самому себе, поэту, шагнувшему в Новый Мир. Следует сопоставить эту надпись с пре­ дыдущей, начертанной на поэме «Соловьи­ ный сад», и тогда, точно на проявленной фотопленке, явственно обозначится «образ». Артистка еще недавно пела в «соловьи­ ном саду». Но произошел исторический ка­ таклизм: из океана времени всплыл Новый Мир. И именно потому, что в «соловьином саду» пела артистка «милостью Божией», то, служа этому «Новому Миру», она не­ минуемо призвана «сжигать» старый мир огнем своего подлинного искусства. Ибо искусство там, где жизнь! Так расшифровываются дарственные надписи великого поэта. В них отражение пути от «Соловьиного сада» к «Двенадца­ ти». В порядке курьеза хочется привести конфузную историю, приключившуюся с из­ вестным некогда критиком-эстетом Ю. Ай- хенвальдом. До революции поэма «Соловьиный сад» была опубликована лишь один раз, и то' в газете. Впервые отдельным изданием она вышла уже после революции, в июле 1918 года. Решив, что поэма написана после «Двенадцати», Ю. Айхенвальд патетически приветствовал «возвращение» А. Блока, это­ го, по его выражению, «лунатика лиризма»:' «Соловьи всегда правы. Когда бы они ни пели, в какую бы грозную годину ни осу­ ществлялось их искусство, оно все равно сохраняет свою благословенную силу. Че­ ловеческая соловьиность — это лирика. Она может быть и патетической, бурной, гнев­ ной; но больше всего ей свойственны имен­ но нежные трели. Недавно они послыша­ лись, напевной волной полились из «Со­ ловьиного сада» Александра Блока, и это вернуло нашего лирика в его родную сти­ хию, из которой его увлекли было грубые «Двенадцать»2... Увы, критик ошибся: перепутав хроно­ логию, он творческую эволюцию поэта по­ вернул вспять. Однако «ошибка» ли тут? Уж больно единодушно «ошибались» те, кому весьма хотелось видеть в поэме «Соловьиный сад» попятный ход поэта. Один аноним вещал: «Это — первое поэ­ тическое признание Блока после знамени­ того" «красноармейско-христианского» цикла 1 А. Б л о к. Собрание сочинений, т. V. «Издательство писателей в Ленинграде». 1933. стр. 133. 2 Ю. А й х е н в а л ь д . Лирик нашего времени. «Театральный курьер», 1918. № 11, 29 сентября.