Сибирские огни № 08 - 1970
«В университете мы с Бахромовым учи лись на разных факультетах. Но нас свя зала любовь к театру. Шел 1919-й год. Как ни было голодно, на посещение при ехавшей в то время в Одессу так называе мой «качаловской группы» Художественно го театра мы деньги обязательно находили. Открывшаяся студия Аркадьева-Лоренцо стала нашим вторым увлечением. Но и за посещение курсов нужно было платить. Долго не раздумывали —пошли в ночные сторожа, охраняли склады какой-то коопе рации. Ночь. Промозглый ветер. Глухо шумит в отдалении морской прибой. После дня, проведенного на лекциях в университете! и вечера на занятиях в студии спать хо чется безумно. Единственное спасение — беседа. Но разговаривать, разгуливая с ружьем у склада, не очень-то сподручно. И вот на балконе сооружается манекен, к нему приставляется ружье уж этот не задремлет! А сами сторожа укладываются в ком нате дежурного на широченный портняжный стол, укрываются теплой рясой, которую на этот случай заимствовал из гардероба покойного отца Бахромов, и начинаются бесконечные беседы. «Все подвергалось их суду». Нужно было видеть, как возбужденный, сверкая глазами, доказывал Леонид свою мысль. Это было необычайно ярко, возвы шенно». Работа ночных сторожей окончилась быстро и бесславно. Однажды пришедшие наутро работники склада обнаружили, что железные шторы отомкнуты и приподняты без ведома охраны. Хотя хищения и не было обнаружено, но студентам было ре шительно отказано в дальнейшем доверии. Так лишились они своего приработка. Финансовый крах подстерегал не толь ко наших друзей. Вскоре он навис угрозой над всей студией Аркадьева-Лоренцо. Вы ход, найденный, как мы помним, в идее платных спектаклей, вскоре привел к соз данию своего театра. И вот мы уже зна комимся с Бахромовым и его друзьями — артистами нового одесского театра «Крас ный факел». Вместе со всеми Бахромов принял клят ву краснофакельца: «Мы отрекаемся от всяческого сцени ческого эгоизма, всех личных интересов во имя утверждения идеи театра. Все должны быть проникнуты по отношению к другим членам коллектива благожелательностью, сознанием единства и абсолютной беспри страстностью. Все должны стремиться к развитию в себе силы воли, терпения, бди тельности души, искренности, правды в мыслях, чувствах и поступках и вообще к выработке в себе высоких душевных, нрав ственных качеств... Никто не может отка заться ни от какой сценической и всякой Работы в театре, дисциплина, нашего те атра — беспрекословное подчинение всем правилам и распоряжениям, имеющим в виду осуществление целей и задач театра».. («Летопись театра», стр. 8—9). Клятве краснофакельца Бахромов оста нется верен навсегда, в большом и в ма лом. Во исполнение клятвы он будет наста ивать^ на «репрессиях» по отношению к студийцам Котикову и Аристовой за то,, что те, под угрозой невыхода на сцену, требовали у смотрителя сцены Вершинина контрамарок для своих знакомых. Бахро мов не успокоится, пока нарушителей . за кона театра не оштрафуют. («Летопись те атра», стр. 24—26). Случится, что тот же Котиков будет отказываться от выборной должности в хозяйственную часть на том основании, что «хочет целиком посвятить себя подмост кам». И вновь в числе тех, кто горячее всех будет восставать против фанаберии, окажется Бахромов. Он будет верен клятве, когда ее нару шит сам создатель «Красного факела». Вместе с восьмью «бунтарями» Бахромов возглавит «восстание на капитанском мос тике». В день ухода из театра Татищева Бахромов выдвинет лозунг: «Мы наш, мы новый мир построим». Случится, что виновником окажется сам Бахромов: однажды, во время спек такля «Рычи, Китай!», он опоздал на вы ход, заигравшись в шахматы. В тот же ве чер появилась автокарикатура — на сцене стоит растерянный артист с зажатой в ку лаке шахматной фигурой. Подпись: «Удач ный ход, но неудачный выход». Выполняя завет —«все для театра, все во имя театра», Бахромов предпримет все от него зависящее, чтобы Татищев вернул ся к руководству театром. Но, честно вы полнив волю большинства, Бахромов столь же честно поставил перед собой вопрос: а может ли он, не кривя душой, продолжать работу под руководством былого кумира, если творчески не согласен с курсом Тати щева? Ответ был отрицательным. И когда Татищев вернулся в «Красный факел», Бахромова там не было. Вновь встал ой под знамя «Факела» лишь через год, пос« ле вторичного и, на этот раз, окончатель ного ухода Татищева. Таков человеческий, моральный облик Бахромова. Здесь все ясно, кристально прозрачно. Сложнее обстоит дело с пони манием Бахромова-артиста... Разносторонне одаренный от природы, Бахромов хорошо рисовал, пел, образно и лаконично писал. Увлечение девушкой-нем- кой привело к тому, что вскоре Бахромов. уже свободно изъяснялся по-немецки. Из карикатур и дружеских его шаржей можно составить целый альбом... Несомненно, что в нем тесно перепле тались, создавая неповторимое сочетание, юмор и возвышенность душевного наст роя. В Одессе Бахромова запомнили высо ким стройным юношей в высоко подогну тых брюках, в «стукалках», с ярко-крас-
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2