Сибирские огни № 08 - 1970

радость от них в пятьдесят восемь лет? Деньги интересны молодому человеку, в полной силе, а не беззубому старику. ...Денег Шубин никогда не жалел. Если уж жить* то широко. В Тобольске просиживал в ресторане по полтысячи, поил компанию коньяком с шампанским. Однажды человек двадцать огольцов-студен- тов пивом от пуза нагрузил. Студенточке одной —куколка синие глаз­ ки—часы подарил. Позолоченные. За улыбочку. Не жалел денег Шубин на баб. Зинке тобольской отвалил на целый дом. Хитрая была, стерва, прикинулась ласковой кошкой, только не мурлыкала. Денег на нее было не жаль, но обидно, что на суде она говорила, будто он жил за ее счет, оголожал детей. Дом у нее все же забрали, хотя и врала складно. А Елена из Салехарда духи любила. Ложится спать, всю себя из рези­ новой фукалки опрыскает, голова идет кругом. Коробками духи ей по­ купал. Так они и шли с показаниями одна за другой: Зинка, потом Елена, потом Женька. Все бабы крупные, телястые, в зале дивились: парень не промах, пожил весело. Пожить-то пожил, да к какому краю прибился? Сорок шесть лет, а нет ни семьи, ни приюта. Какая Анна жена? Машина. Ни посмеяться, ни поиграть. И ребенка не могла родить. У Зинки и Елены свои дети, не хотели рожать, на аборты бегали. Не любили, наверное. Женька, может, и любила, но ей было все равно кого любить... Сбросив телогрейку, Шубин поднялся, припал к окну. Наружи все еще стоял день. Тусклый тундровый денек с водянисто-мутным небом и пустой даЛью. И опять под колесный стук он перебирал свою жизнь, и она каза­ лась ему нескончаемо длинной, запутанной, как звериный таежный след. Много помытарился, догонял счастье, а оно только манило, убе­ гая прочь. Ничего не грело его в прошлом, если не считать коротень­ кого куска жизни, когда, женившись первый раз, еще молодой, двадца­ тилетний, жил с семьей в Тюмени. Но не любил об этом вспоминать Шубин, боялся. Двадцать лет минуло, а все как живое: домик с верандой, цветочки тянутся по веревочкам, во дворе конь-качалка. Уцепившись за гриву- куделю, на коне подскакивает белоголовый пузырь. Сын. Когда, хлоп­ нув калиткой, Шубин входил, пузырь начинал визжать и тянуться к нему, на крыльцо выбегала Нина и кидалась на шею, будто они расста­ лись не сегодня утром, а год назад. Нина была образованная, плакала над книжками и, ласкаясь, придумывала для него разные имена. Он забыл их: каждый день имена были новые —помнил только одно —Ури- ель, но не знал, что оно означает. Работала она учительницей, он — слесарем в автобазе, и всего у них хватало, но больше всего любви. Нина была красивая и веселая. Вечно какие-то песенки, всегда надо ей ластиться: легкий, безобидный характер... Тогда он не пил. И без водки радости хватало. Молодо: каждый день —праздник, каждый час. Стоило посадить сына на одно колено, а ее, теплую, мягкую —на другое, больше ничего не нужно. Пить начал позже, когда она заболела и слегла. Свозил ее на курорт, пролечил па­ тефон, костюм-тройку, ружье. Но ничего не помогало: за осень и зиму она высохла, пожелтела. Тяжко было смотреть на нее, костлявую, веч­ но кашляющую. Шубин стал ложиться на полу: немощное тело жены вызывало в нем брезгливый страх. Работать она уже не могла и, надев на лицо марлевую повязку, целыми днями купала, кормила, обихажи­ вала сына. Любила она его до безумия, боялась заразить, и чем боль­ ше хирела, тем жаднее ласкала, и это тоже Шубину было противно.