Сибирские огни № 08 - 1970

Шубин опять увидел Анну. Она уже не вытирала слезы, озабоченно оглядывалась по сторонам. К оконцу, дыша в затылок Шубину, тянулось еще несколько чело­ век, и среди них мужик с мохнатой бородой. _ Тоська! — кричал мужик, укалывая Шубина бородой.— Тоська! Но женщины ничего не могли расслышать в гвалте посадки, двое охранников спячивали их к штабелю досок. Охранники задвинули дверь, и когда, заскрежетав, она захлопнулась и на нарах стало темно и удуш­ ливо, бабы, как по команде, заревели. Не заплакала только Анна, гля­ девшая не на оконце, а куда-то в конец состава, видно, потеряла вагон, в котором был Шубин. — Тоська! Сюда гляди! — кричал бородатый мужик. — Тут я. Лицо у него было мокрое, слезы катились на бороду, липко касались щеки Шубина. Под. полом зашипело, дернуло, и, клацнув буферами, состав тронул­ ся. И сразу толпу женщин зазастило: протянулся длинный склад под шифером, кучи выгруженной известки, проплыла красная водокачка, барак с продавленной крышей; состав разбегался, все чаще выстукивая колесами, и вот уже потекла тундра, голая, ровная, с синими блюдца­ ми озерин, с бесцветным низеньким небом над ней. И тогда-то у Шубина больно сжалось сердце. Шубин еще не привык к тому, что все кончилось, суд позади и он по­ лучил срок. Вот и нет у него воли, все прощай! Не человек ты больше, покойник ходячий. Был Шубин в зверинце, видел в клетке медведя, уже с проседью в хребтине и проплешинами на голяшках. Зверь протопал в досках пола следы, все время в одно место ступая. Так и ты будешь кружить в клетке двенадцать лет, долгих и тяжких, как болезнь. Двенадцать лет! Шубин ждал пять, от силы семь. Но Прохоров, про­ курор, запросил на всю катушку, а судья подмахнул. Сопляк, мальчиш­ ка судья, белобрысый, в очечках. Щелчком убить, а вот решил судьбу. «Вас судит советский суд, тут вам не тайга», — обрывал он Шубина. А Прохоров-то! Бывало, встретит: «Василий Игнатьич, как успехи?» Посылал ему сигов мороженых. Все забыл: «Враг общества, элемент... тайги король...» Не речь говорил, а топором по живому рубил... Двенадцать лет!.. Тут и день потянется за год, ничему ты не хозяин. Тут твое — лишь фамилия в списке. Да срок. И со всеми ты одинаковый, и все на равные кусочки: и баланда, и дорожка во дворе, и параша, и воздух. Особенно же обидно было Шубину, что отбывать присудили не в простом, а в строгом режиме. Заключенных обычного режима отправ­ ляют на химию, какие-то заводы строить, а там — расконвойка. Рабо­ таешь, менты за тобой не ходят, позволяют на квартирах жить. С жена­ ми. А в строгом ни вздохнуть, ни охнуть. Еда по норме, после работы — в камеру. Лежи, гляди в потолок. Эх, любую бы жизнь, только на воле, чтоб небо, солнце, лес. Золотарем на бочке, сапоги чистить, землю ко­ пать— только на воле. Эх, люди-люди! Многие цены ей не знают, воле, потому и не тяж­ ко им здесь, в тюрьме, взаперти, в клетке. Пропал Шубин. Был Василий Игнатьевич, уважаемый человек. И вот нет Василия Игнатьевича. В одной куче с кем попало, с ворьем, мелочью разной, и цена тебе со всеми наравне... Шубин лежал с закрытыми глазами, не хотел видеть, что творилось на нарах: в камерах КПЗ нагляделся, все это опостылило до тошноты. Он, бывало, пдакал, очнувшись после хорошего сна про волю и вдруг с