Сибирские огни № 08 - 1970

становится не работником Советского Союза и социалистического стро­ ительства, а интриганом своей собственной группы... В принципе душой, телом и мозгом я за массовость. Ни разу только я не встречал во всех редакциях, при самых противоположных точках зрения, чтобы меня крыли с точки зрения своей, все хвалят от имени массы, ругают тоже от имени массы. И любой интриганишка любой приговор мне произносит •от имени той. же массы. Наскоро отругавшись, сиднем засел Маяковский в гендриковской каюте, торопясь теперь изо всех сил, чтобы выдать народу пьесу-разоб­ лачение, обобщение целой психологии, мимикрирующей под социализм. Он сидел по десять, по восемнадцать часов, иногда неустойчиво, по какой-то абстрактной траектории проходил на кухню, чтобы поесть, опо­ ласкивал лицо холодной водой и опять садился за рукопись. Он нака­ зывал себя за долгую проволочку... Спал по четыре часа, выходил из дому только во дворик, и лишь потому, что это нужно было Бульке; пользуясь случаем, старательно дышал очищающим снежным воздухом, будто отмерял дозы необходимого тонизирующего средства. Однажды на прогулке зарезало глаза. Прижмурив веки, он увидел сквозь боль и слезы вместо оранжевой Бульки, на белом снегу какое-то расплывчатое темное пятно. Сначала подумалось, что это от яркого снега, но и дома резь не прошла. Он долго сидел, зажмурившись, опу­ стив голову на руку, а потом торопился писать в короткий промежуток облегчения. За ужином Осип с состраданием воскликнул: — Опять грипп? Ну, он тебя замучит! — Это не грипп,—буркнул Маяковский, стесняясь своих красных, слезящихся глаз. Лиля без лишних слов приготовила компресс из остывшего чайного настоя. Он лежал с прохладной успокаивающей марлей на глазах, не видел Лили, на оЩупь ловил ее руку и чувствовал себя виноватым... Недавно он получил от Тани письмо, в котором она говорила, что хотела бы встретить Новый год вместе, что ей грустно от мысли, что он будет веселиться без нее в новогодний праздник. Он ответил: «Что ты пишешь про Новый год? Сумасшедшая! Какой праздник может быть у меня без тебя. Я работаю. Это единственное мое удовольствие». Он и перед Таней чувствовал себя виноватым... Пришлось приобрести очки, чтобы не так напрягались глаза над рябью кривых рукописных строчек. В очках он чувствовал себя совсем несчастным, больным и старым. Часы проносились незаметно, как минуты, а дни шли медленно, и от этого несоответствия нарушалось великолепно развитое чувство времени. Кажется, мгновенно сочинялся короткий диалог, тут же обдумывался и записывался, но часовая стрелка за этот миг переходила с десяти на одиннадцать, вызывая к себе подозрение. Время фиксировалось только на результатах и уходило в провал, когда текли поиски, медленный пере­ бор вариантов. О, если бы работа мозга уплотнялась только в активные результаты —вот была бы продуктивность времени! Наконец-то после двух недель бешеных скачков часовой стрелки и медленных отрываний календарных листков поставлен заключающий восклицательный знак!.. И глаза отошли, и очки были с ненавистью заброшены подальше в ящик стола. И тотчас в Гендриков прибыл Мейерхольд. Недоверчиво он поко­ сился на рукопись, положенную посередине стола, бросился в жесткое деревянное кресло и взмолился: