Сибирские огни № 08 - 1970
мопроверках в общежитии. В Плехановскую аудиторию ИЯХ, где скамьи дугами охватывали стол президиума и высокую кафедру со ступеньками, народ собирался слабо. — Прямо беда,—моргая утомленными глазами, сокрушенно гово рил студент, член профкома, которому поручено было председательство вать.—Основная масса ребят, настоящий актив, вас и не услышит. Вон — все больше наши бобики собираются, кому и на сессию начхать.„ Развлечения ищут. Виктор Славянский нервничал. Жалостливо поглядывая на Мая ковского, спросил: — Как здоровье ваше, Владимир Владимирович? — Плохо. Болею. Грипп,—отрывисто ответил тот, вяло подумав: «Одним неудачным вечером больше, какая разница! Чего чудак нервни чает из-за пустяков?» Но Славинский отозвал его в сторону и, срываясь пальцами на щелкающих замках портфеля, трагически зашептал: — Я только что из типографии. Ужас!.. Там вырывают из тиража ва ши портреты и бросают на пол... Весь пол усеян... Это надо прекратить, товарищ Маяковский! Я не знаю, как это прекратить! Он чуть не плакал, этот Виктор, и просил у него же, у Маяковского, защиты. ^ Маякрвский увидел великолепную фотографию той поры, когда у него только еще начали отрастать волосы после Парижа,— отпечатан ную на прекрасной бумаге, с подписью внизу: «В. В. Маяковского, ве ликого революционного поэта, замечательного революционера поэтичес кого искусства, неутомимого поэтического, соратника рабочего класса, горячо приветствует «Печать и революция» по случаю 20-летия его творческой и общественной работы». На углу портрета отпечатался след подошвы. Потрясенный Славин ский даже не заметил, что он поднял с пола... Ермилов, чтобы не пор тить тираж, оставил на обложке «Во весь галоп», а теперь во всем ти раже уничтожают вкладку, в которой нет опечаток... Люди топчут лицо, ставшее макулатурой. — Пора начинать, Владимир Владимирович,—деловито сказал по дошедший Лавут. Маяковский по лестнице поднялся на кафедру, пользуясь перильца ми, предназначенными для престарелых профессоров. Глубоко внизу под ним сидели председательствующий студент и секретарствующий Славинский, а дальше клубилась плохо видимая больными глазами аудитория. — Товарищи,— сказал Маяковский.—Меня едва уговорили высту пить на этом вечере. Мне надоело выступать! Снизу донесся смех. — Я говорю серьезно! Снова смех. — Когда я умру, вы со слезами умиления будете читать мои стихи. Смех продолжался, хотя уже неуверенный, недружный. — А теперь, пока я жив, обо мне много говорят всякой глупости, меня много ругают. Много всяких сплетен распространяют о поэтах. Но из всех разговоров и писаний о живых поэтах больше всего распро страняется глупостей обо мне... Я всю жизнь занимался тем, что делал вещи, которые никому не нравились и не нравятся. Снизу донеслась реплика: <— Теперь нравятся! Исполнилось двадцать лет моей поэтической работы.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2