Сибирские огни № 08 - 1970
Кольцова предоставила слово ему. Тревожно прислушиваясь к ноющему горлу, он решил ничего не жалеть сейчас. Когда теперь он встретится с этими ребятами! Ведь, может быть, придется исполнить роковое предписание врачей. Ничего нельзя жалеть в себе, если это,— как писал Фурманов в «Мятеже»,—может быть, твоя последняя моби лизация. — Всю жизнь я работал не над тем, чтобы красивые вещицы делать и ласкать человеческое ухо,— с усилием начал Маяковский.—А как-то У меня все устраивалось так, что я неприятности всем доставлял. Иной раз мне кажется, уехать бы куда-нибудь и просидеть года два, чтобы только ругни не слышать. Но, конечно, я на второй день от этого пессимизма опять приободряюсь и, засучив рукаба, начинаю драться, определив свое право на существование как писателя революции, для революции, не как отщепенца... Мне вот тут дали записку: «Тов. Мая ковский, сделай упор в своем докладе не на комментарии к своим сти хотворениям, а на непосредственное чтение их...». Я сегодня пришел к вам совершенно больной, я не знаю, что делается с моим горлом, мо жет быть, мне придется надолго перестать читать. Может быть, сегодня один из последних вечеров, но все-таки я думаю, что было бы правиль нее прочесть несколько вещей для товарищей, которые их не слышали... Очень часто в последнее время те, кто раздражен моей литературно публицистической работой, говорят, что я стихи просто писать разучил ся и что потомки меня за это взгреют. Я человек решительный, я хочу сам поговорить с потомками, а не ожидать, что им будут рассказывать мои критики в будущем. Поэтому я обращаюсь непосредственно к по томкам в своей поэме, которая называется «Во весь голос». Он выпил несколько глотков воды, чтобы притушить 'юрло, чтобы не сорваться на середине и до конца произнести самые важные слова... Когда он кончил читать, суровая Кольцова переждала аплодисмен ты и, не спросив его согласия, объявила: — Товарищ Маяковский очень устал. Пока он немного отдохнет, мы заслушаем еще одно слово. Долив в стакан воды, она молча подвинула его Маяковскому. Отдохнув, он отвечал на записки: — «Товарищ Маяковский, за что вы сидели в тюрьме?» —За при надлежность к партии, но это было давно.— «Партийный ли вы сей час?»— Нет, я беспартийный. — Напрасно! — крикнули из зала., — Я считаю— не напрасно. — Почему? — Потому что я приобрел .массу привычек, которые нельзя свя зать с организованной работой. Может быть, это — дикйй предрассу док, но я вел такую ожесточенную борьбу, столько на меня нападали. Сегодня вы назвали меня своим роэтом, а девять лет назад заведую щий Госиздатом сказал про «Мистерию-буфф»: «Я горжусь, что такую дрянь не печатают. Железной метлой нужно такую дрянь выметать из издательства». Вместо организованной борьбы я анархически обруши вался. Я от партии не отделяю себя, считаю обязанным выполнять все постановления этой партии, хотя не ношу партийного билета.— «Маяковский, какова ваша биография?» —Я —дворянин, поместьез нет, промыслом не занимался, никогда никого не эксплуатировал, а меня эксплуатировали сколько угодно.— «Зачем вы ездите за грани цу?»— Я там делаю то же, что и здесь. Там я писал стихи и выступал на собраниях, говорил о Коммунистической партии,—«Почему вы езди ли?» — Я ездил потому, что:
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2