Сибирские огни № 07 - 1970

в Париже] Он бормочет строки письма товарищу Кострову, строки письма Татьяне Яковлевой, реплики героев «Клопа», берется за перо в гостинице, и все ладится, все пишется, и нет никакой необходимости ложиться спать. И прежняя, предостерегающая формула превращает­ ся в ликующее утверждение: Любить — это значит: в глубь двора вбежать и до ночи грачьей, блестя топором, рубить дрова, силой своей играючи. Любить — это с простынь, бессонницей рваных, срываться, ревнуя к Копернику, его, а не мужа Марьи Ивановны, считая своим соперником. Дни неслись невероятно, словно клеровский чудак-ученый не оста­ новил, а, наоборот, ускорил время. Однажды Маяковский очнулся, уви­ дев на календаре 1 декабря. Дальше невозможно было не собирать че­ моданы. Трех женщин хотел увезти он в Москву: двух —ради них самих, а третью —для себя. Для себя, в конце концов! Три женщины дали ему ответ. От одной пришло письмо: «Дорогой Маяковский! Знаете, чем кончилось мое приветствие Вас в «Евразии»? Изъятием меня из «Последних новостей», единственной га­ зеты, где меня печатали —да и то стихи 10—12-летней дав­ ности (ИВ! последние новости!)—«Если бы она приветство­ вала только поэта Маяковского, но она в его лице приветству­ ет новую Россию!» —Вот Вам Милюков —вот Вам я —вот Вам Вы. Оцените взрывчатую силу Вашего имени и сообщи­ те означенный эпизод Пастернаку и кому еще найдете нуж­ ным. Можете и огласить». Он разыскал телефон Марины и спросил, собирается ли она ехать. — Пока нет. — Я окончательно понял, что все равно вернетесь, только время теряете зря. Он не сказал ей, что как раз Пастернаку-то ничего и не сообщит. Другая женщина пришла прощаться вдвоем с Луи Арагоном. Тот говорил вежливо и непреклонно, а она скромно стояла рядом, лукаво­ глазая француженка с петербургской улицы Жуковского, и переводила: — Я несу ответственность за то, что удержал Эльзу во Франции. Переводила буквально и бесстрастно, гася опущенными веками си­ яние глаз. С третьей женщиной он стоял наедине. Не парадная, не нарядная, в осеннем жакете, она была совсем своей —такой, которой и уходить ■никуда не надо. Длинные пальцы, до того гибкие, что могли изгибать­ ся и вовне, как у индийских танцовщиц, печально лежали на его пле­ чах. А он сомкнул руки на ее спине и твердил: — До весны? Да? Только до весны! — Да, да! — быстро отвечала она.—Приезжай весною за мной. Я и раньше слышала о тебе, но совсем иначе представляла. Ты как будто погасил моих светских знакомых, и я увидела, что у них какие-то муха­ ми засиженные мысли и чувства. — Я не хочу оставлять тебя ни на минуту! Неужели ты не можешь раньше, чем до весны? — Но ты же сам согласился.