Сибирские огни № 07 - 1970

за сидела совсем не одиноко, а тот слушал ее, сияя большими -глазами, и стесненно пытался взглянуть иногда прямо в лицо. Что ты ему говоришь? — не вытерпел Маяковский. Не меняя позы, Эльза повернула голову в профиль: Я говорю, что знаю его стихи. Что они часто темны, что есть бедные люди, которым не по карману рыться в словарях, чтобы по­ стигнуть его премудрости. — А что он тебе говорит? Что это прежние стихи—таких больше не будет. Что он сейчас на распутье. Правильно говоришь, хотя похоже на наших домашних кри­ тиков: дескать, ваши стихи непонятны широким массам. Но ему так на­ до говорить. Это обо мне уже нельзя так говорить. Метрдотель или, может, сами музыканты по-своему отмечали, ка­ жется, годовщину русского Октября. Кроме вчерашнего романса про «восторг сладострастья», сегодня вдобавок исполняли «Очи черные», аранжированные для танго, и «Барыню», переложенную на фокстрот. Все больше возникало пар возле эстрады и между столиками. Арагон поднялся и склонил голову перед Эльзой, взял протянутую руку, и они ушли в качающуюся толпу. Маяковский еще пожевал чего- то, вздохнул, улыбаясь, и стал следить за своей парой. Рука Эльзы бе­ лела, как эполетик, на плече Луи Арагона. Возвращалась Эльза, потупив глаза и упрямо улыбаясь, а Луи вел ее под руку и говорил о чем-то жарко и серьезно. Что он тебе говорит? —полюбопытствовал Маяковский, придви­ гая к ней кресло. Он говорит, что я, как осень,— рыжая, что имя мое —как лег­ кий взмах ресниц. — Извиняюсь, я думал —вы о поэзии. С ним почти и не говорили в этот вечер, но он не чувствовал себя заброшенным, он был втянут в сферу стремительного сближения двух людей, он участвовал в этом сближении, даже оттесненный от разговора. Эльза откинулась в кресле, посмотрела на Маяковского испуган­ но—такого взгляда он что-то и не знал у нее: Он сказал, что хочет быть царством, в котором бы я царила. Луи сидел бледный и строгий. Потом пили шампанское, Арагон снова разговаривал с Эльзой, а она теперь так взглядывала на Маяковского, будто боялась, что тот услышит и поймет; перевод больше был неуместен. Отныне Эльза совсем исчезла, и только изредка раздавался в те­ лефоне игривый голос, напоминая петербургскую юность. Маяковский с ласковой грустью думал о том, что вот теперь он и в самом деле не нужен в качестве опоры. Время от времени возвращаясь к «Клопу», он главным образом рыскал по Парижу, отрабатывая костровскую командировку. На рю Дарю, стоя невдалеке от позолоченного входа в право­ славную церковь, он наблюдал, как собирались эмигранты на панихиду по императрице Марии Федоровне, матери Николая II, которая на днях умерла в Копенгагене. Один за другим подворачивали современные «Рено» и «Ситроэны», и щелкающие дверцы выбрасывали на тротуар невероятное старье, отрепье, останки. Выползали жалкие старухи в ста­ рых шелках, с вензелями фрейлин на платьях, бывшие камергеры с орденами на штатских пиджачках, усатые мужчины с казачьей выправ­ кой и вышибальими лицами. Процессия с того света медленно очищала