Сибирские огни № 07 - 1970

ском туда. А эта бумага нужна самому поэту, она была путевкой от­ сюда. Чемоданы всегда привыкли стоять наготове. Заполниться им и защелкнуться было парой пустяков. Поверх вещей легла книга Семена Гехга «Человек, который забыл свою жизнь». Ее во время своей поезд­ ки наобещала Лиля одному знакомому французу-доктору, когда после Берлина заезжала к сестре в Париж. Лиля сама вписала в блокнот Маяковскому докторский адрес. — Схитрил, Володечка,— невесело улыбнулась она.— Заболел во­ время, а теперь опять исчезаешь один. — Я хотел схитрить на кругосветное путешествие,—усмехнулся он.—Это был бы номер! А на тысячу долларов дальше европейской околицы не уедешь. — Хоть наконец-то сэкономь на автомобиль! — И Гехта всучу, и авто прикачу. Выполню все задания. Он расцеловался с Лилей и Осипом, поднял и прижал к себе обе­ спокоенную Бульку и пошел с чемоданами в обеих руках во двор, где ждало его такси. 7 Сжав под шалью маленькие плечи, Эльза сидела среди многолюд­ ного зала совсем одиноко. Ее рыжеватая головка так напоминала Ли­ лю, что казалось —здесь никакой не Монмартр, а ресторанчик в полу­ подвале Дома Герцена. Разве что пьяный гомон тут веселей и легче, не такой напряженный, тяжеловатый, как в московском писательском ка­ бачке. Мужчины в блузах навыпуск, в беретах кричали, воздевали руки, потрясая глиняными трубками, затыкали ими себе рты, чтобы недолго послушать собеседника и обдать его клубами дыма. Громко смеялись красивые, чуть поблекшие женщины. Гарсоны со встрепанными воло­ сами бегом носились среди крика и смеха, звона бокалов и стука тол­ стых кружек. Никто не обращал внимания на русскую, затканную цве­ тами, шаль Эльзы, тут ничему не удивлялись. Когда Эльза поднимала глаза, сходство с Лилей исчезало, потому что они были не карие, а синие. Такою тоской налились они, как слеза­ ми, будто синева и есть цвет тоски. — Я хочу домой, Володя. Девять лет я живу в Париже и все чаще чувствую, что «домой» —эго не в Париж, а в Москву. Я закончила свой «Защитный цвет» и поняла, что .мне больше не о чем писать по- русски. — Как ты выдерживаешь, когда ни меня и никакой близкой души не бывает?!—ужаснулся Маяковский. Эльза усмехнулась одной стороной губ, такая улыбка всегда обна­ руживала вдруг на ее лице не заметную до того черту — упрямство. — Иногда мне кажется, что дружба и все, что сближает сердца,— просто иллюзия. Что личное одиночество касается не только меня, а есть свойство жизни. Маяковский вспомнил встречу с Мейерхольдом в Берлине, на пути сюда... Всеволод Эмильевич кричал рыдающим голосом, что такие, как Свидерский, раздувают у нас вражду друг к другу, что мхатовские ла­ зутчики давно пытаются украсть постановочные секреты у него, Мейер­ хольда; он едва удержался от еще одного упрека, но внезапная пауза была выразительна... Долго вслушивался Маяковский в оборванный