Сибирские огни № 07 - 1970
имеет! Вот оно, ходатайство ЦК и редакции в Главискусство, чтобы вам выдали шесть тысяч долларов... А теперь идемте в ЦК, Мильчаков нас ждет. Маяковский молча сгреб Ильина за плечи. Но вскоре комсомольский размах грандиозного проекта стал на глазах укорачиваться. Нач. Главискусства Свидерский поддержал хо датайство о валюте, он считал полезной встречу Маяковского с Мейерхольдом за границей, но сумму скостил до двух тысяч долларов. Токио и Буэнос-Айрес отвалились от плана. Особое валютное совещание при наркоме финансов Брюханове разрешило поэту вывезти одну тысячу долларов. Нью-Йорк и Кон стантинополь прощально сделали ручкой. Родная страна считает не только каждую унцию золота, но и каж дый пуд пшеницы. Ей приходится быть скупой, ведь в нынешнем году пришлось прекратить экспорт хлеба и ввести кое-где хлебные карточ ки. Шире возможностей эпохи не размахнешься. Что же, все правильно, просто еще одно неисполненное желание ляжет в запасники сердца. Там оно не будет в одиночестве. А тут еще критик Тальников пустился в деловитую свистопляску, как будто специально подкарауливал, когда все будет готово к отъез ду. В «Красной нови» вышли его «Литературные заметки», в которых он разбирал путевые очерки разных писателей, а книге «Мое открытие Америки» посвятил две главки под общим названием «Дежурное блю до» Маяковского». Эва, спохватился! Книга-то вышла чуть не три года назад. Тальников писал: «Итак, что же увидел наш «мальчик без штанов», совершая свой молниеносный «объезд» по вверенной ему мировой епархии? Вы дума ете, стал серьезнее хоть на миг? Нет,—тот же заносчивый и высоко мерный тон гения: «Америка, подумаешь!..» На океане поэт занимается тем же, чем и на родине: «мелкой философией на глубоких местах». Он приглашает Коминтерн подумать о «новом агитвинте» и перевести «расовый гнев» индейцев на «классовый»,—как будто Коминтерн без Маяковского не знает, что ему делать. «Я хочу, чтоб к штыку прирав няли перо...» Какой же это «штык», с позволения сказать, и какие же это «небеса поэзии» и поэтическое «перо»? Просто швабра какая-то». Надоело... Первое, что ощутил Маяковский: надоело! Ни о чем другом не думалось, ничего другого не ощущалось... Надоело! Один за другим, один за другим всю жизнь выныривают человечки, одни по крупнее, другие совсем ничтожные. Какой-то дьявольский шабашик вертится вокруг, отравляя воздух зловонным дыханием. Они малень кие, но их много, и соединенного их дыхания достаточно, чтобы нечем стало дышать... Он уже стал другим, он распустил Леф, он ломает стенки клетушек, чтобы кубатуру воздуха для всех писателей расши рить до всей земной атмосферы. А те все прежние —выделяющие зло бы больше, чем сам объем их телец, с патологической потерей чувства масштаба, чувства незначительности собственных личностей и мнений... Он не хочет больше драться с критиками, есть поважнее объекты. Так чего же они продолжают сучить кулачками и жечь нервы людям, заня тым настоящим делом?! Асеев, кажется, все-таки обиделся на роспуск Лефа, потому что •впервые не поднял шпаги. Его заменил Катанян, и «Комсомольская правда» немедленно выставила острие его статьи: «Что же такое Таль ников при всей микроскопичности его как литературно-критического явления? Знакомая фигура мещанина».
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2