Сибирские огни № 07 - 1970
Спит себе Вадим Баян в Севастополе и не предполагает даже, что душа его отлетела, что она призвана на суд в Евпаторию и во тьме вос стала перед очами поэта. И курортники, оглядываясь на поэта, который идет к себе в гостиницу, не видят, что он идет не один, что он идет рас пинать мещанскую душу на страницах начатой пьесы. Больше отдыхать было нельзя. Прогрелся, укрепился —и ладно! Пусть ничего не почуял Вадим Баян, находясь меньше чем в сотне кило метров. Но ты, Всеволод Эмильевич, далеко в Париже или Берлине дол жен почувствовать, как надежда у тебя переходит в уверенность, как идет на сближение с тобой и с пьесой поезд Симферополь —Москва. Над поездом проплывало огромное небо страны: пожелтелая от зноя голубизна над Крымом, прохладные нежные облака над Украиной, го лубые разрывы в тучах над Курском, и опять сплошная серость дождя над Москвой. Будто все эти дни так и льет дождь без перерыва, так и блестит асфальт, не просыхая. Толпы зонтиков накрывают скукожив шихся людей, и к шелесту шин прибавляется шипенье воды, разбрызги ваемой колесами. Чертовски приятно было подниматься по гулким, длинным лестни цам «Комсомольской правды», влажным от множества следов. Из-за при открытой двери редакторского кабинета послышался голос Кострова: — Мирная обитель или боевой отряд? — Боевой отряд! — возгласил Маяковский, распахивая дверь и встречаясь с удивленными и смеющимися взглядами Кострова, Ильина и Бобрышева: — Привет газетным старателям! Еще и не понял он, к чему относились редакторские слова, но и без контекста был в них самый стиль и дух «Комсомолки». Тут говорили на своем языке, который можно узнать с полуфразы, с отрывочного слова. И гимнастерка Бобрышева, и китель Кострова, и синяя с белыми пуго вичками косоворотка Ильина — все было молодое, воинственное, свое,— так же, как и энергичные рукопожатия, по которым еще точнее, чем по лицам, он ощутил, что ему тоже обрадовались. — Для нынешнего лета,—сказал Костров,— вы такой неестест венно загорелый, что похоже на грим для Отелло. Маяковский лишь усмехнулся этому сравнению, далекому сейчас, как никогда, от действительности, и спросил: — Что нового в комсомольском мире? — Можете поздравить Якова —женился,—сказал Бобрышев, сочув ственно похлопав Ильина по плечу. Маяковский пристально взглянул на Ильина... Как это сразу не раз глядел, что тот сегодня еще оживленней, чем обычно,—даже немного суетливый; и карие глаза еще горячей, чем всегда, и весь он, можно бы сказать — помолодевший, если б это подходило к парню двадцати четы рех лет. И пиджак у него наброшен на одно плечо. — Кто жена? Где жена? — спросил Маяковский. — На Урале,—ответил Яков с такой нежностью, что Иван Бобры шев захохотал и объяснил, подняв указательный палец: — Жена у него —Нюра Северьянова! Председатель Центрального бюро юных пионеров! Так что теперь наш Яшка —муж при жене. — В разъездах, во всяком случае, полное равенство. На другой же день я уехал в Донбасс. Вернулся —и сразу проводил Нюру на Урал. А теперь ЦК грозит направить ее секретарем обкома комсомола в Иваново. — Чего не заступитесь? —спросил Маяковский у Кострова, еще только осмысливая неожиданное, новое состояние Ильина и не находя оценки.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2