Сибирские огни № 07 - 1970

тщетно ждали богатых туристов, простаивали такси в Ялте. Все было забито санаторниками с профсоюзными путевками, которые горам и такси предпочитали волейбол и тир. Поэтому вечера не нарушали бла­ женства, слушатели были свои —доброжелательные и уважительные. Когда он пришел в гостиницу, чтобы забрать чемодан и переехать в Евпаторию, администратор протянул вместе с ключом от номера теле­ грамму. Неохотно взял он этот всегдашний сигнал чрезвычайности. «Дачу обокрали. Переехала город. Лиля». Маяковский вернул ключ и пошел на телеграф, ища по пути оправ­ дание тому, что не кинулся на автобусную станцию, чтобы успеть на московский поезд в Симферополе. Жалко было Лилю, которая, конечно, пережила испуг и растерянность, оставшись в одиночестве с неку- дышным защитником Булькой. И тяготила мысль, что телеграмма эта— не столько сигнал тревоги, сколько проверка его на верность и заботли­ вость. Что толку, если он приедет лишь через двое суток, когда Осип мо­ жет прибыть за одну ночь?.. Он протелеграфировал ответ, надеясь с неприязнью к самому себе, что уезжать из Крыма не придется: «Если ук­ рали револьвер удостоверение № 170 выданное Харьковом прошу зая­ вить ГПУ опубликовать газете. Телеграфируй срочно Евпаторию босая ты или нет. Потороплюсь ехать защищать родного Киса». Кроме револьвера и туфель там и красть-то нечего. А если сперли приемник, то пора уже, кстати, заводить более совершенный... Конеч­ но, и к Осипу пошла телеграмма. А в Москве есть Агранов, которому все карты в руки, чтобы поймать воров... Маяковский все-таки сел в автобус, но не для того, чтобы пересесть в поезд, а чтобы приехать в Евпаторию. Когда-то он писал: «Клянусь тебе, что при всех моих ревностях, сквозь них, через них, я всегда сча­ стлив знать, что тебе хорошо и весело». А теперь не чувствует ревностей, как не ревнуют друга. Пусть хоть кто, хоть как, но поскорее придет к ней на помощь, если уж сам он оказался дальше всех. Утром на евпаторийском телеграфе он получил телеграмму до вос­ требования, без подписи: «Револьвер цел туфли тоже». Он с облегчением понял, что ехать не надо, и от этого почувствовал себя виноватым. Он огорчился отсутствием подписи. Ему жалко стало Лилю, так бравурно маскирующую свою действительную зависимость, от которой нельзя ее освободить, потому что она сама не хочет... Хоро­ шо, что это не очень тяготит, потому что стало привычкой, с годами стало странной игрой в свободу и в узы одновременно. Освобожденный от необходимостей, Маяковский наслаждался пля­ жем Евпатории, еле плещущим Черным морем, и сочинял ласковый стишок, виртуозничая, отыскивал рифмы к производным от слова «Ев­ патория»: рыскают — евпаторийскую, горячие — евпаторячьи. Всюду розы на ножках тонких. Радуются евпаторёнки. Очень жаль мне тех, которые ке бывали в Евпатории. Вечером, в гостинице, над переписанным набело стишком, он по­ ставил посвящение: «Л. Б.». Когда-то он говорил с ней поэмами, еще нынешней зимой написал ей строфу, а сейчас посвятил стихи, которые никак к ней не относятся. Проходя мимо прежнего своего номера, где позапрошлым летом ле­ жал в гриппе, он всякий раз с неприязнью косился на дверь, будто оттуда могли выскочить гриппозные микробы или налететь москиты, которые кусаются, как клопы. И теперь хватало москитов, но те были особые,