Сибирские огни № 07 - 1970
— Гы нам не помреж,—ласково сказал Маяковский.—Ты нам Мейерхольд. Всеволод Эмильевич врос в пол у камина и удивился: — Что, я кричал сейчас на тебя? — Кричал. Но на меня не персонально, а как на обобщенный тип тех, кто пьесы не дает. Мейерхольд бросился на стул, налил себе вина из сиротливой бу тылки, вздымающейся над столом, и сказал жалобно: — Володя, давай пьесу. — Я сейчас подам к вину законсервированный сценарий,—винова то проговорил Маяковский.—И вместе обмозгуем его.—Он достал из стола машинопись.—Мне нравится «Мандат» Эрдмана, но я хочу с ним полемизировать. Мещанин — это не доисторическая окаменелость, он активно приспосабливается и намеревается пролезть в будущее. Мейерхольд цапнул сценарий, близоруко уткнув в него длинный нос. Жест прозвучал почти трагически, жадный, как за последним спа сением, хватательный бросок длиннопалой, сухой руки с проступивши ми костями и венами. Маяковский не мог оторвать взгляда от руки, пе релистывающей страницы... И этой руке он подал не спасение, а толь ко намек на него, только обещание, так легкомысленно и бессовестно затянувшееся!.. Он бы выдернул эти ничтожные листки из рук Мейер хольда, если б не знал, что тот ни за что не отдаст их, пока не до читает Через несколько дней, провожая Мейерхольда в Париж, он с рас каянием клялся своим интеллигентным, внушающим доверие голосом, что к зиме обязательно будет пьеса. Мейерхольд был перед ним в роли просителя, и от этого было очень тяжело и дрянно, от этого сбивался нормальный тон отношений. Он сам не выносил быть зависимым и стра дал за людей, которые оказывались зависимыми от него, он всегда ста рался как можно скорее разрешить их от зависимости. Разъезжались друзья в разные концы Земли: один —в Париж, дру гой—в Крым. Маяковский должен был переменить место, чтобы сосре доточиться на новой вещи, не менее важной, чем «Хорошо». К тому же, надо отогреться после болезни, после слякотной весны и дождливого ле та. Ведь, кроме всего прочего, в последний месяц ближе, чем крымская благодать, были к Москве июньские снега, ослепившие Бегоунека, и неизвестная могила Мальмгрена, выдолбленная во льдах. Осип тоже уехал —в Ленинград с лекциями, Лиля осталась с Буль- кой, и так и ездила с ней вместе то на дачу, то в город. Независимая Ли ля любила время от времени оставаться одна, поэтому разлука была легкой, только она предупредила по привычке: — Веди себя семейно! Последний холодок дохнул на Чатырдаге, на перевале к морю. Да леко же добралось дыхание Ледовитого океана! Но здесь был ему конец. После серенько-голубеньких видов Москвы Крым поразил желтиз ной. Все было желтое — песок, солнце, воздух... Душно в безрукавке- апаш, знойно в одних трусах на пляже, спина чувствует горячие паль цы солнца, разомлевшее тело вжимается всей тяжестью в податливый песок и ленится переменить положение, даже если дубеет обугливаемая кожа. Благодатное крымское солнце и море умеют выжигать и вымы вать отжитое, заново подготавливать к будущему. Он пребывал в нирване даже тогда, когда по вечерней прохладе ез дил то в Симеиз, то в Алупку выступать перед отдыхающими. Прошло годнее землетрясение напугало нэпманов, и проводники в горах нынче
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2