Сибирские огни № 07 - 1970

Зелень и ласки выходили глазки. Больше блюдца смотрят революцию. Эти выхоженные лаской глаза потупились возле дверей, у плеча Бри­ ка, к которому Лиля подсела на стул, потому что больше не было мебели. 1 Скрип — дверь, плача. Сестра младшая. — Здравствуй, Володя! — Здравствуй, Оля! — Завтра новогодие — нет ли соли? — Делю, в ладонях вешаю щепотку отсыревшую. Одолевая снег и страх, скользит сестра, идет сестра, бредет трехверстной Преснею солить картошку пресную. Поэма, как жизнь, всех и все вобрала в себя — от Ленина до Оли, от взятия Зимнего до разделенной щепотки... Но Оли нет в этой комна­ те. Ни Оля, ни Люда, ни мама не ходят в Гендриков переулок. Они не признают клетушки Бриков, и поэтому их сыну и брату только и можно что в поэме свести воедино всех, самых дорогих для него. Маяковский вытер платком пот над верхней губой и сказал: — Перерыв. Слушатели полезли из углов,—сунуть в пепельницы давно потухшие окурки и смочить горло крюшоном. Маяковский ушел в свою комнату, чтобы не вынуждать никого говорить какие-то слова о еще недочитанной поэме. Он закурил, смотря в окно и стараясь не прислушиваться к раз­ говорам. Он снова встал в дверях, докурив папиросу, и все опять рас- совались по местам. Маяковский читал медленно, ему вообще был свойствен замедлен­ ный, протяжный темп чтения: Облил булыжники лунный никель, штыки от луны и тверже, и злей, и как нагроможденные книги,— его Мавзолей Но в эту дверь никакая тоска не втянет меня, черна и вязка — души не смущу мертвизной,— — он бьется, как бился в сердцах и висках, живой человечьей весной. Он и в самом деле ни разу не был в Мавзолее. До сих пор он стра­ дал оттого, что не встретился и не поговорил с Ильичей. Бесконечно прощался он с Лениным в Колонном зале, но встречаться с ним, мерт­ вым, не мог. Последние слова поэмы, призывающие молот и стих славить землю молодости, отзвучали на самых торжественных нотах. Слушатели расслабились, вздохнули, зашевелились, опять потяну­ лись дымки. Луначарский откинулся на диване, распрямив сутулую спи­ ну, и растроганно сказал своим низким, певучим голосом: — Прекрасно, Володя! Вы знаете, что вы написали? Это же Ок­ тябрьская революция, отлитая в бронзу! — Он говорил радостно, с об­ легчением, будто очень боялся, что поэма не состоится, а теперь был счастлив; коснувшись рукой колена сидящего рядом Чужака, он обра­ тился ко всем:—Я бы сказал так: когда трубят серебряные фанфары,