Сибирские огни № 07 - 1970
— Поэтический труд требует авиационных скоростей, но с одним ус* ловием: работать безаварийно. — А в родной журнал — ни одного стиха не только за неделю— за месяц,—упрекнул Третьяков, но Маяковский пропустил это мимо ушей, Агранов сидел напротив, рядом с Лилей, улыбаясь ей тонкими кра сивыми губами, а она ухаживала за ним, подкладывая на тарелку пер вый летний салат, и отвечала благодарной улыбкой, будто он лично ор ганизовал ее поездку за границу. Агранов навскидку поднял присталь ные, ласковые глаза: — Читал, читал! Про совбюрократа, самокритика-совдурака, пере- вызубрившего «измы». Сильно рассердился Владимир Владимирович. Вот бы надо, чтобы вредителям от вас досталось. Новая категория вра гов кинулась на нас —шахтинцы; это вместе с кулаками да троцкистами. Букет! Маяковский глянул исподлобья: — Вредителям от вас должно достаться... Мы-то ни одну сволочь не пропускаем, но работаем, главным образом, там, где преступления неподсудные. Вы же не возьмете за бока бюрократов, они же наши, они же совбюрократы. Агранов ничего больше не сказал, он не был таким откровенным и близким, как Горожанин. После обеда, когда все поднялись из-за стола, он воскликнул: — А ну, товарищи, не забыли ли мы одну из обязанностей револю ционера: метко стрелять по врагам? Он стоял на верхней ступеньке террасы, ловкий, с тонкой талией, перехваченной блестящим ремнем, и держал отведенную в локте руку на кобуре револьвера. — Дельно сказано,— поддержал Третьяков, похлопывая себя по заднему карману брюк. Маяковский ушел в комнату, чтобы взять «Баярд», из которого еще ни разу не стрелял. Солидные, нарядные люди маленькой толпой отправились в лес. Увидев на опушке пень с осыпавшейся корой, отполированный дож дями и снегами, Агранов дал по-военному команду: — Сто-ой! Он щепочкой укрепил на пеньке газетный лист, прихваченный с да чи, и расстегнул кобуру. У Кострова, Маяковского, Третьякова в руках тоже зачернели ре вольверы. И группа стала мощной, опасной и серьезной. Безоружные Асеев и Брик отошли вместе с женщинами в сторонку. В тихом лесу звонко лопнул выстрел, дернулась рука с маузером у Агранова, и газетный лист трепыхнулся. Уверенно бил Костров,—его отец, старый большевик, еще в одесском подполье при Деникине приучал мальца к оружию. Маяковский после службы в военной автошколе, ка жется, и не бывал на стрельбище... Он с наслаждением нажал спусковой крючок, и газета опять трепыхнулась, и барабан револьвера крутнулся на одно гнездо. Сергей Третьяков, переживший японскую интервенцию на Дальнем Востоке, тоже садил без промаха, после каждого выстрела поправляя очки. На зелено-желтой поляне пахло пороховыми газами, мужские руки вскидывали и вскидывали оружие, в ушах стоял легкий звон, и выстре лы расхлестывали тишину. Это было похоже не на войну, а на револю цию, Война— это бой винтовок, пулеметные очереди, взрывы артилле рийских снарядов. А революции начинаются чаще всего с револьверов... И таким молодым чувствовал себя Маяковский, будто снова в Кутаиси,
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2