Сибирские огни № 07 - 1970

Двадцатого мая Горький, вместе с сыном Максимом, выехал из Сорренто. Вот он в Риме. Приехал в Берлин. О каждом его шаге газеты информировали страну. Из Берлина поехал в Кельн на Международную выставку печати. Двадцать четвертого мая вернулся в Берлин. Отды­ хает два дня. В стране нарастало радостное и беспокойное ожидание. Пионеры разучивали приветствия, на заводах писали плакаты. Двадцать шестого мая, в тот день, когда Горький выехал из Берли­ на в СССР, «Комсомольская правда» напечатала статью Авербаха «Пошлость защищать не надо». Вожак РАППа в ответ на «собак само­ любия» говорил о «гиенах тщеславия, бегемотах чванства и крокодилах 8ЛОСЛОВИЯ». Он писал: «Горький не понял или не захотел понять содержания дискуссии вокруг «Свидания». Спор шел не о предмете любви Молча­ нова. Молчанов пишет не об уходе от некрасивой к красивой, а от фаб­ ричной работницы к богатой, мотивируется это не биологически, а социально: «За боль годов, за все невзгоды»... Ренегатство от своего клас­ са к мещанству—реальная опасность. Выступление Горького оказыва­ ется направленным против нашей борьбы с молчановщиной. Рабочее дви­ жение нуждается только в таких интеллигентах, которые на 100 процен­ тов переходят на сторону пролетариата, целиком отдаются его борьбе и этим зарабатывают себе право не чувствовать себя чужими или сторон­ ними людьми в классовом пролетарском деле». Вожак пролетарских писателей вполне прозрачно отказывал Горь­ кому в праве быть в их рядах. Покуривая папиросу, Маяковский сочувственно читал статью, по­ тому что все-таки был обижен на Горького. 28 мая, в среду, в будний день, Москва празднично двинулась в ко­ нец Тверской, к Белорусскому вокзалу. Маяковский упорно сидел дома, разрушая картину, созданную вооб­ ражением Кукрыниксов. За окном то светило солнце, то моросил дождь, на дворе было прохладно не по-майскому, и по небу все время двигались рваные, клочковатые облака. А в это время подходил к вокзалу паровоз, на передней площадке которого колыхались от движения две зеленые ели, а трубу обвивали гирлянды из свежих ветвей и луговых цветов. Ударил духовой оркестр, и люди с букетами устремились к вагону в середине поезда, впереди спешили Смидович, Орджоникид­ зе, Бухарин, Ворошилов, Луначарский, Литвинов, Бубнов, Ярославский, Серафимович, Гладков, Леонов. Горький вышел на площадку вагона, и за его плечом встал такой же высокий, под стать отцу, Максим. Многие никогда не видели Горь­ кого, особенно молодежь, выросшая без него за эти семь лет. Но все сразу узнали седой ежик волос, морщинистый лоб, лохматые брови и рыжеватые усы, начесанные на рот. Горький был в темно-сером пальто и без шляпы. Заслонив глаза от солнца ладонью, как козырьком, он сказал глуховатым басом, с нажи­ мом на «о»: — Здравствуйте, дорогие друзья, товарищи! Он улыбался, и в глазах его были слезы. Едва он сошел на перрон, как его подхватили на руки и понесли. Одной рукой он прижимал к груди цветы, другой протестующе взмахи­ вал, говорил что-то, склоняя лицо вниз, к людям, и хмурил лохматые брови. А площадь вся была забита народом, но это была не толпа. Стояли