Сибирские огни № 07 - 1970

по течению вялые мысли... А мысли барахтались, сопротивлялись, им хотелось вверх по течению, где взрывались скалы и прокладывались подъездные пути на месте будущей плотины. В многолюдном зале свет резал глаза, их все время хотелось закрыть; от каждого слова саднило горло, множество глаз со всех сто­ рон, живых, блестящих, укрупняющихся, вдруг наплывало на сцену к самому лицу, аплодисменты доносились из дальней дали... В этой рас­ слабленной мути только стихи в точном порядке, строка за строкой, разряжались жестко и четко, как молнии в тучах. После выступления Маяковский, уйдя за сцену, поспешил сесть. Для непосвященных это было нормальное движение человека, простоявше­ го полтора часа на ногах. А для Лавута это был сигнал «SOS». Не­ посвященные радушно сказали, что ждет автомобиль для поездки на Днепрострой. — Не выйдет,—помолчав, с тоской сказал Маяковский.— Плохова­ то себя чувствую. В другой раз приеду специально. Автомобиль вез его на вокзал, увозил от Днепростроя, до которого оставалось не больше десятка километров... В Днепропетровске была ночь, не оказалось ни трамваев, ни из­ возчиков. Бесконечно шли по пустым улицам, тело двигалось автома­ тически; казалось, что никогда уже не добраться до места, не прилечь, не избавиться от движений... В ростинице Лавут обнял отяжелевшего Маяковского и ступенька за ступенькой стал поднимать на третий этаж. Утром врач поставил обычный диагноз: грипп, осложненный анги­ ной, температура 39,— и предписал довольно разнообразную диету. Маяковский слабым голосом попросил повара гостиничного ресторана унифицировать предписание, и тот скоро притащил огромный таз с компотом, объемом примерно сто ресторанных порций. Больной привлек дежурящую при нем медсестру и Лавута к осуше­ нию диетического озерка. Сестра с некоторой неловкостью участвовала в мелиоративных работах, а Павел Ильич, ничего, с удовольствием, пропускал после обеда стаканчик компота. Только к концу третьего дня проглянуло дно у таза, к этому времени и болезнь пошла на убыль, тем более, что Маяковский разбил третий и последний термометр и сказал обретающим прежнюю бархатность голосом: — Судьба! Значит, пора выздоравливать. Хотя наступил март, но февральская мешанина морозных вьюг и мокреди продолжалась, и температурка вдруг подскакивала, определяе­ мая теперь на ощупь из-за отсутствия загубленной точной техники. Вер­ нулся Маяковский в Москву ни больной, ни здоровый, и попал в успокои­ тельные Лилины руки. Лиля готовила борную для полоскания горла, подавала крутой ку­ риный бульон и отбивалась от телефонных звонков. Не суетясь, делая все как бы мимоходом, она успевала уйти по делам и появиться во­ время, и все было сделано, и все было хорошо. Она склонялась над кушеткой, и от этого движения ниспадала к вискам живая волна мягких рыжеватых волос, разделенных прямым пробором, и был милым и строгим маленький изящный нос. Тонкая, теп­ лая рука едва касаемо скользила по груди больного, чтобы вынуть гра­ дусник, большие глаза долго смотрели на ртутный столбик с такой серьезностью, будто девочка играла во врача. Расчувствовавшись, Маяковский показал ей строфу в свердловском цветном альбомчике: «Уже второй. Должно быть, ты легла». Сидя на краешке кушетки, она сказала: