Сибирские огни № 07 - 1970

за которой испуганно-жалостливо и всепонимающе смотрела товарищ Наташа. Дома он прикрыл дверь столовой, хотя никого не опасался, и на­ звал телефонистке номер. — А я уж и не ждала,— просто сказала Наташа. Он пригласил ее назавтра в театр, в какой угодно, куда захочет. Кроме ТНМа, сам он почти никуда не ходил, пробавляясь больше ки­ ношкой. Он приехал за ней на такси и не успел выйти, как она сама откры­ ла дверцу и опустилась рядом. В кабине запахло духами, и женствен­ ная свежесть была в этом невесомом, нематериальном запахе. — В какой театр поедем?— спросил Маяковский, видя, что шофер вопрошающе повернулся к ним. — В бывший Корша, в Богословский переулок,— сказала она шо­ феру и успокоила Маяковского: — Я уже взяла билеты. — Боже ж мой, какой ребенок! — воскликнул он, представив себе, как Наташа с утра только и жила этой встречей, и готовилась к ней, и бегала в кассу.— И надо же было вам таскаться за билетами! Уж как-нибудь в любой театр меня пустят, даже в Корша бе. Такси проехало мимо залитых светом витрин Петровки и свернуло в тихий переулок, ведущий на Большую Дмитровку. В театре б. Корша шла премьера «Проходной комнаты» Б. Пуш- мина. Под этим укромным псевдонимом скрывался Всеволод Юрьевич Мусин-Пушкин. В соответствии с эпохой, он переименовал сам себя, как переименовывали после революции улицы, площади и города. Пока Наташа расстегивала боты, Маяковский держал ее пальто и сумочку. Он покосился на зеркало и поправил черную бабочку у во­ ротника белой сорочки, мельком скользнул по склоненному, напряжен­ ному телу Наташи и поскорее нагнулся, чтобы взять боты. Во всех нарядах Наташи было нечто скромное, как у школьницы: вязаный жакет поверх блузки — в ГИЗе, желтое полотняное платье с вышивками — в Крыму, сегодняшнее черное закрытое платье с белым кружевным воротничком. Маяковский украдкой любовался ее краси­ вым, свежим лицом с несколько остро очерченным носом и все пред­ ставлял себе, как утром она бегала за билетами... Раздвинулся занавес, и сияющий квадрат сцены ударил в полутьму зрительного зала. Этим сиянием высветилась во всех подробностях квартирная жизнь. Будто не занавес раздвинулся, а упала четвертая сте­ на с мелкими и неудобными приспособлениями для подглядывания — замочными скважинами, щелями и незанавешенными окнами. И стало можно не подглядывать, опасаясь поимки, а глядеть в оба глаза с пол­ ным правом, купленным за честную трешку. В проходной комнате сталкиваются все, кто живет в квартире. Гла­ ва семейства, по виду интеллигентный спец, с жилицей изменяет жене, некрасивой, но положительной активистке. Невинный сын, наблюдая па­ пу, распаляется и поддается соблазнам кухарки. Вначале казалось, что это сатира — с такой обнаженностью выво­ рачивались мерзости внутрисемейной жизни. Но во втором акте некий комсомолец на полном серьезе провозгласил свободу любви в новом обществе и право каждого сожительствовать как угодно и с кем понра­ вится. Если это и была сатирическая издевка, то не над мещанским раз­ вратом, а над советскими требованиями чистоты и строгости нравов. Маяковский с яростным изумлением смотрел то на сцену, то на ли­ ца зрителей, на которых обострялись тени похоти, льющейся в зал из сияющего квадрата рухнувшей четвертой стены.