Сибирские огни № 07 - 1970
В Харькове, как всегда, встретил Горожанин, озабоченный и заметно осунувшийся, хотя и без того никогда не отличался упитанностью. На своей машине он отвез Маяковского и Лавута в гостиницу «Красная» и тотчас уехал. Маяковский Впервые увидел старого знакомого в рабо чем состоянии, словно выявился, наконец, тот настоящий тонус, в ка ком проходила жизнь начальника секретно-политического отдела. В Харькове осенние дожди прибили строительную пыль, и чистые, прибранные улицы еще алели флагами и лозунгами. Огромные плакаты на стенах старых зданий и на лесах Дома Госпромышленности кричали о том, что Украина — всесоюзная кочегарка — превзошла довоенный уровень добычи угля. Это был рубеж, на котором кончался нэповский восстановительный период и начинался период социалистической рекон струкции. Гигантские буквы на фанерных щитах объявляли наем рабо чей силы на строительство Днепростроя. Шелест местных газет в руках был как дальний, ослабленный шум бурных собраний, на которых повсюду исключали троцкистов из партии. Уже было известно, что 14 ноября Троцкий и Зиновьев вышли с плену ма ЦК и ЦКК беспартийными. Горожанин так и не выбрался на вечера Маяковского ни в Держ- драму, ни в библиотеку имени Короленко, лишь перед отъездом заехал близко к полуночи, чтобы на прощанье вместе поужинать. Они сели за дальний столик гостиничного ресторана, под любопыт ствующими и опасливыми хмельными взглядами. Официант, согнув поясницу, слушал заказ, а глаза его так и скатывались вбок, притяги ваемые магнитами ромбов в петлицах Горожанина. Валерий Михайлович не смотрел в зал, боком сидел к другим сто ликам, но в маленьких черных глазах его, даже просто при взгляде на бутылку «Дюрсо», было острое, холодное внимание. — Наш «Инженер д’Арси», кажется, застрял? —спросил Маяков ский. — Да, во Всеукраинском киноуправлении,— рассеянно информиро вал Горожанин.— А пробивать некогда... — Напрасно вы со мной связались. Мне на киношку не везет. _ Сейчас тут другое кино получается! — жестко сказал Горожа нин; казалось, что его худое лицо темно не от загара, а от внутреннего измождающего горения.—Знаете, что поражает в троцкистах сейчас, после полного их провала? — Твердой рукой он налил вина собеседнику и Себе.— Остервенение! Они чуть не кидаются на тебя и кричат, бук вально кричат, что рабочие по политической малограмотности не разо брались в разногласиях и поэтому не пошли за ними...— Горожанин под нял к губам бокал и, медленно запрокидывая его, поглядел на Маяков ского поверх плавно округленного стекла.— Они ни в чем так и не согла сились с партией. Маяковский молча ел телятину по-степному, запивая сухим вином, и ощущал отчужденность Горожанина, какую-то машинальность его раз говора, всего его пребывания здесь. И замечал в себе, как овладевает им чужая ’напряженность. Он снова разлил вино, но Валерий Михайлович отодвинул бокал: — Больше нельзя. Провожу вас на поезд — и поеду, в управление. Уже в вагоне, расслабляясь от внезапной напряженности, выклады вая из всех карманов накопившиеся в Харькове бумажки, он еще раз перечел самую светлую записку: «Ваша поэма гениальна, беру на себя смелость от имени нашей молодежи поздравить вас с величайшим произ ведением. Комсомолец». И вспомнилась харьковская комсомолка, которая в прошлый приезд
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2