Сибирские огни № 07 - 1970
— Капустник, а не журнал,—ворчит Маяковский, завидуя расто ропным союзникам.—Стенгазета! Незнамов воздерживается от комментариев и спешит в Институт Ленина. Задержка журнала страшно портит жизнь, хотя юбилейный номер вовсе не исчерпывает того, что создали лефы к Десятилетию. Это видно по регулярным «вторникам»: после «Хорошо!» читал Асеев новую поэму «Семен Проскаков», вслед за ним Кирсанов —свою первую поэму «Моя именинная». Анатолий Васильевич приезжал на каждый «вторник». Конечно, он ездил не только к лефам: во МХАТе принимал «Бронепоезд 14-69», в Большом театре — балет «Красный мак», он слушал «Улялаевщину» Сельвинского и читал в рукописи «18-й год» Алексея Толстого. В широ ком наркомовском масштабе он принимал и оценивал все, что дарили к 10-летию Октября литература и искусство. Маяковский вспоминает, как Луначарский вначале иронически слу шал Асеева: до сих пор не мог простить штукарства в предыдущей поэме «Семен Буденный». И хотя знаменитую концовку той поэмы пела, как народную песню, вся Красная Армия: С неба полуденного жара — не подступи. Конная Буденного рассыпалась в степи,— нарком частенько напоминал автору строчки: В этот год были хороши лова у товарища Ворошилова. Слушая тогда «Семена Проскакова», Маяковский следил за нарко мом, и отлегало от сердца, потому что все ласковей смотрели на Коляд ку прищуренные глаза Анатолия Васильевича. — Вот это серьезная вещь,—сказал Луначарский, широким жестом обнимая за плечи Асеева. А еще через неделю они опять сидели вместе, оценивая в звонком чтении Кирсанова виртуозные ритмы и рифмы «Моей именинной»: Кринолиновые ангелы за лампою. Замерзающая Англия сомнамбула. Ты, семейной скуки Чарльза паутина, Ах, кончайся, ах, кончайся, сонатина. Провожая наркома в тот вечер, Маяковский, довольный, сказал: — Мы вырастили к годовщине Октября хорошего поэта. Луначарский ответил сухо: — Да, конечно, это может нравиться. Но это не огонь, а фейерверк. Кирсанов еще очень молод. Если увлечение бутафорией пройдет, а молодость останется, то из него выйдет настоящий поэт. Не согласился с этим Маяковский, и сдвоенный юбилейный номер открыл «Моей именинной», тем более, что «Хорошо!» и «Семен Проска ков» были слишком велики по объему для тоненького журнала... Ладно, даже по мнению наркома, и то все-таки двумя настоящими вещами встретили лефы годовщину!..
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2