Сибирские огни № 07 - 1970
туроведов (М. Щеглова, В. Костелянца, И. Золотусского, А. Рубашкина и других). За короткий сравнительно срок вышло че тыре книги — В. Рослякова, Е. Журбиной, В. Канторовича, А. Шуйского. Значение очерка в ходе литературного процесса воз росло так, что никто из исследователей не посмел отделить его от художественной ли тературы, он признан был ее законным и необходимым жанром. Определять, что очерк есть то-то и то-то, сейчас никто не рискует — так многообразен и подвижен он в действительности, так быстро он раз вивается и потому не укладывается в за ранее уготовленное ему определение. Есте ственно, что сейчас можно поспорить с некоторыми формулировками М. Щеглова, но нельзя уже не заметить, что он, пожа луй, один из первых советских критиков, заговорил не только об особенностях жан ра — о них говорили многие,— но и о его п р е и м у щ е с т в а х перед другими жан рами х у д о ж е с т в е н н о й литературы. «У очеркового жанра,— писал М. Щег лов,— есть свои специфические, трудно и лишь отчасти преодолеваемые слабости — отрывочность, малый охват действительно сти, неизбежная сжатость, локальность. Но у очерка есть такие преимущества, каких нет у многих других видов словесного художества. В нем может соединяться и сюжетный рассказ, и сценка, и статистиче ская выкладка, и публицистический выпад, и поучение. Очерк — одна из самых раз носторонних и свободных литературных форм» («Литературно-критические статьи», М. 1965, с. 17). Эти и, возможно, другие, часто незаме чаемые, преимущества и превращают очерк в самостоятельный жанр литеретуры, за ставляют говорить о его месте и значении в ходе развития литературы, о его свойст вах и особенностях. И сегодня уже не спо рят о том, что есть очерк, сейчас ищут ответ на вопрос, что считать очерком ис тинно художественным. Статистика и пуб лицистика в очерке все еще смущает неко торых товарищей. Тот же М. Щеглов вы сказал еще одну мысль, которая оказалась весьма существенной в определении худо жественных качеств очерка. Он писал: «Очерк, как известно, в силу своих спе цифических черт представляет писателю широкую возможность самовыражения. Этим своим качеством очерк близок—-как ни покажется на первый взгляд удивитель ным— лирическому стихотворению». (Там же, с. 16). Вряд ли кто будет отрицать, что эта мысль М. Щеглова справедлива. Она ос нована на практике всего русского, в том числе классического, «очеркизма» и сразу сводит на нет споры о так называемом пуб лицистическом начале в очерке, каковой якобы противостоит его художественности. Совсем напротив, горячая убежденность писателя, подкрепленная фактами жизни, которыми он владеет в совершенстве, его публицистическая страстность полнее и ярче раскрывают «образ автора», часто входящего в очерк полноправным дейст вующим лицом. Первейшее достоинство очерков Леони да Иванова в том и заключается, что он создал интересный и волнующий нас «об раз автора», может быть, менее всего спе циально задумываясь над этим. В каждом отдельном очерке он изображает то Соко лова, то Павлова, то Петрова, но рядом с ними всегда стоит «лирический герой». Уже в «Сибирских встречах» лирическое начало проступало с отчетливой определен ностью. Автор очерка едет в совхозы и колхозы одной области за «критическим материалом». Весьма кстати в райкоме об суждалось дело о приписке в ходе выпол нения плана по посеву. Ну чем не крити ческий материал — садись и пиши! Автор иронизирует и над своим первоначальным замыслом, и над своей незадачливостью. Он заставляет нас вникнуть в суть дела и понять, что не в такой приписке «во спа сение» корень зла и не о такой критике ее надо говорить, заставляет задуматься над тем, что на самом деле происходит и на полях, и в хозяйствах, и в людских душах. В этом очерке мы часто встречаем ся с такими фразами: «За десять лет ра боты в совхозе да за несколько лет беспо койной корреспондентской жизни у меня собралось много фактических материа лов...», «Все эти события больше двух де сятков лет проходили на моих глазах...», «Рассказ Матрены Харитоновны потряс ме ня до глубины души...». Незадачливые жур налисты, трубадуры волевых решений, то по незнанию, то по равнодушию, осуждаются гневно и бескомпромиссно. Постепенно пе ред нами вырисовывается не только чело век с большими агрономическими и эконо мическими знаниями, но и настоящий ис следователь мотивов поведения людей, пи сатель-гражданин, готовый активно вме шаться в ход событий. Он, например, вме шивается в судьбу председателя колхоза Соколова, которого заставили подать за явление об отставке. «Формально все пра вильно,— заключает этот эпизод автор.—• Ненормально лишь то, что в колхозе нет законного председателя». Таких емких и метких формул-определений, обнажающих существо того или иного вопроса, в очер ке немало: «Природа графиков не призна ет», «Всем стало ясно, что этот ученый не умрет за свою идею», «Срок посева каж дую весну назовет сама природа»... Вели колепна вся речь Соколова, направленная против зазнайства, очковтирательства и негодного стиля руководства нашим хо зяйством таких деятелей, как секретарь райкома Обухов. «Если он доволен тремя центнерами урожая,— восклицает Соко лов,— то вожак с такими запросами нам не подойдет. Аппетит мал!» В очерках, посвященных родному краю, «образ автора» проступает с еще большей разносторонностью и объемностью. Теперь не от случая к случаю узнаем мы о чув-
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2