Сибирские огни № 07 - 1970
штейна передала сегодня Лиля: «Ставят чистоту жанрового почерка впереди боевой задачи...» Маяковский курил, смотря в темный потолок. От противоречивых размышлений мучила бессонница. Он встал, прошлепал в столовую и разбудил Бульку. Та недовольно заурчала, но, учуяв хозяина, виновато зевнула. Маяковский взял ее на руки, ощутив теплоту тельца и холодок влажного носа. Он положил Бульку рядом с собой, поверх одеяла, и она уютно затолкалась, покряхтывая, устраиваясь поудобней клубоч ком. Он гладил короткую, гладкую шерсть и бормотал добрые слова не в пустоту, не самому себе, а живому существу, которое тоже не любит оставаться в одиночестве. Утром Маяковский позвонил Лавуту и попросил поскорей зайти. Но даже он недооценил стремительной оперативности Павла Ильича и пред стал перед ранним гостем в пижаме, за завтраком. Не для маленькой комнатки предназначалась поэма, а для высоких залов, для амфитеатров. Маяковский стал рисовать на листе афишу, ме няя то черный, то красный карандаши. Лавут, прихлебывая кофе, сле дил выпуклыми, быстрыми глазами за этим одомашненным рецидивом ростинской работы. — Начнем с Москвы и Ленинграда,— говорил Маяковский, рас черчивая лист красным кругом и черными линиями.—Целый вечер чи тать одну вещь! По-моему, никто из поэтов этого не пробовал. Пока он, смирясь с медлительным течением времени, ожидал раз множения афиши, лавутовских договоров с клубами и отдельного изда ния «Хорошо», в печати появилось стихотворение молодого пролетарско го поэта Ивана Молчанова. Рабочий парень, еще недавно громивший аполитичных литераторов за то, что «они в стихах боятся слова, просто го слова — Совнарком»,—теперь опубликовал в «Комсомольской прав де» «Свидание»: У этой речки говорливой Я не сидел давно с тобой. Ты стала очень некрасивой В твоей косынке голубой. И цепенея, и бледнея, Ты ждешь... Я за лицом слежу. Да, лгать сегодня не сумею. Сегодня правду я скажу. Я, милая, люблю другую — Она красивей и стройней, И стягивает грудь тугую Жакет изысканный на ней. Мне скажут: —Стал ты у обрыва И своего паденья ждешь! И даже ты мои порывы Перерожденьем назовешь. Пусть будет так. Шумят дубравы, Спокоен день, Но тяжек путь. Тот, кто устал, имеет право У тихой речки отдохнуть. За боль годов, за все невзгоды Глухим сомнениям не быть! Под этим мирным небосводом Хочу смеяться и любить. В простор безвестный и широкий Несутся тени по кустам. Прощай!
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2