Сибирские огни № 07 - 1970
А в соседней комнате все уже было по-другому. Закуски и гра финчики с вином украшали стол, накрытый жесткой от крахмала ли ловой скатертью. Чемоданы, разобранная кровать и разные узлы ку да-то исчезли. В пустоватой чистой комнате припахивало духами и краской от блистающего, свежевыкрашенного пола. — Присаживайтесь, Танюша,—приветливо встретила ее Клара Ев геньевна. Она уже была в другом, нарядном пестром платье. И Сер гей Вавилович, надевший голубоватую нейлоновую сорочку с галсту ком, тоже выглядел празднично. Все начали преувеличенно весело и шумно рассаживаться, делая вид, что в этом доме все хорошо, все в порядке. Николай даже вклю чил транзистор, повесил его на спинку стула, и он внизу, у ног, заго лосил, завизжал, загромыхал голосом джаза. Сергей Вавилович разлил желтое вино в стопки —стеклянные бо чоночки, тяжелые от толстущих, для устойчивости, донцев. Тоном ра душного хозяина он произнес: — Ну, молодежь, за ваш приезд, за ваше счастье! Таню опять удивила овчинная «лохматость» и глухость его голо са. Казалось, его уже за порогом не услышишь: где раздается голос, там и падают слова, у них нет звучности. Таня пригубила из «бочонка». Николай положил ей в тарелку рыбу. — Стерлядочка! Горячего копчения. Она попробовала кусочек в кожистой крепкой шкурке и улыбну лась Сергею Вавиловичу: -— Вкусно! Ей хотелось сказать ему что-нибудь ободряющее. — Кушайте на здоровье,—ответил Сергей Вавилович, не прика саясь к закуске. — Мы всю дорогу мечтали о божественной стерлядке, а особен но об этих вот хрящиках! — весело воскликнул Николай, вытягивая из рыбины резиново-податливую веревочку хряща. Полупрозрачная вере вочка оборвалась и скрутилась, как пружинка. — Ты в детстве всегда отбирал их у нас,— совсем беззаботно за смеялась Клара Евгеньевна.—Очень он любил помогать мне. Однаж ды забежал на кухню и увидел на столе масло. Ткнул пальцем—сы рое. Ну как же не помочь матери? И потащил масло сушить на солнце. Когда я хватилась, уже во все крыльцо на газете растеклась желтая лужа, ручейки масла ползли по ступенькам. Все засмеялись и с облегчением уцепились за детство Николая. — Как-то купил я ему пирожное,— заговорил Сергей Вавилович.— Он и спрашивает: «А чего это на нем?» — «Крем».— «Это которым са поги чистят?». Громче всех хохотал Николай, уж очень ему хотелось, чтобы всем в этот вечер было хорошо. Пришлось и Тане рассказывать о своем детстве. Цеплялись то за одно, то за другое, лишь бы не молчать, лишь бы не пустить за стол тень случившегося. И сначала это удавалось, но потом все чаще в притвор ное оживление стало врубаться смятенное молчание. И вдруг Тане все в жизни показалось ложным, неустойчивым, в ней не знаешь, что с тобой случится через час и каким обернется для тебя самый близкий человек. А из-под стула Николая звучала итальянская песня. Она была та кая томная, что нельзя было понять, кто ее поет: то ли женщина с низ ким, то ли мужчина с высоким голосом.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2