Сибирские огни № 07 - 1970

ный путь. Документальный «Чапаев» —это правильный путь. А выду­ манный «Разгром» —неправильный. Фадеев прикусил губу, сдерживая себя, он слушал, не оборачи­ ваясь к Брику, который сидел за его спиной. — РАПП гордится «Разгромом»,— снова вмешался Авербах.— Са­ ша установил для молодой пролетарской литературы новый, более вы­ сокий уровень, теперь по нему надлежит равняться. А вы, лефовцы, на­ падаете на «Разгром» потому, что вообще не хотите идти в роман, как отзовисты не хотели идти в Государственную думу. И этим самым от­ даете роман на володение мелкобуржуазным мастеркам. Луначарский молча пил чай, заинтересованно поглядывая на споря­ щих, но, наконец, не выдержал: — Я, например, согласен, что по правдивости приемов, по замеча­ тельной легкости стиля роман Фадеева показывает, как пролетарская литература идет вперед. От построения каждого типа до умения слить их в коллектив — все сделано мастерски. И, вообще, товарищи, вместо первоначального, несколько упрощенного, при всей его мощи, револю­ ционного энтузиазма наступает время выработки новой пролетарской и общесоветской этики. Приходится вновь и достаточно тонко распреде­ лять свет и тени, разузнавать добро и зло. Что-то этой тонкости не хва­ тает в сегодняшнем разговоре и о Владимире Владимировиче, и об Алек­ сандре Александровиче. После этих слов Луначарского, добродушно сказавшего жесткую правду, какую-то общую правду, внезапно объявшую вместе и лефов, и рапповцев, все замолчали, немного пристыженные, как бы вдумываясь и примеряя эту правду на себя. И впервые стало слышно дробное позвя­ кивание ложечек о чашки. Маяковский помалкивал весь вечер, но переживал то же, что и Фа­ деев,— боль от резкой оценки, облегчение от доброго слова,—только он так был закален, обожжен на огне своей поэтической судьбы, что внеш­ не у него ничего не проявлялось: он не краснел, не бледнел, не насупли­ вался. И незащищенная открытость фадеевских переживаний вдруг выз­ вала у него сочувствие к молодому Александру Александровичу, которо­ го так неожиданно объединил с ним, с Владимиром Владимировичем, Луначарский под своим защищающим крылом. Но не могли лефы без того, чтобы не поспорить с наркомпросом, и над столом воздвигалась длинная фигура Третьякова. — Так мы же сегодня, Анатолий Васильевич,— спокойно сказал Третьяков,— тоже шлифуем кое-что в направлении новой этики. Мы то­ же кое-что понимаем в революции и гражданской войне. Маяковский сообразил, что тут собрались чуть не сплошные дальне­ восточники: когда Фадеев был в партизанах под Владивостоком, Асеев, Третьяков, Чужак и Незнамов в самом Владивостоке, оккупированном японцами, организовали полуконспиративное кафе поэтов «Бала­ ганчик». — Нельзя выдумывать революцию,—сухо продолжал Третьяков.— Выдуманную литературу любят мещане, и нечего подделываться проле­ тарским писателям под их ползущий на брюхе вкус. Фадеев поднял голову,— в ярких глазах его разгорался яростный си­ ний огонь,—и раздельно, с нажимом, сказал: — Когда во Владивостоке мы из подполья приходили переодетые в «Балаганчик», там свободно сидели поэты. Сегодня эти поэты пишут ре­ волюционные стихи. Маяковский вдруг перед этой волевой, скрытно яростной, но откры­ то обижающейся молодостью почувствовал себя старым и мудрым. Он