Сибирские огни № 06 - 1970
Но потом он не испытывал неудобств. Наоборот, участие в коллектив ном мышлении вызывало множество чувств, которые были ярче и силь нее восторга или гордости. Сам мозг испытывал удовольствие от рабо ты и жаждал новых и новых усилий Так рвется вперед скакун, возбуж денный общей кавалерийской атакой. Однако и это сравнение, хотя оно казалось Валентину наглядным, все-таки не передавало во всей полноте того наслаждения, которое возникало при коллективном мышлении. (Валентин усмехался, слыша слова «коллективное мышление»: старый термин неожиданно получил новое, очень конкретное значение). Мысли обретали волшебную освобожденность и прозрачность, и бы ло их удивительное множество, не всегда согласных, а иногда явно про тивоположных, стремившихся опрокинуть, опровергнуть друг друга. Пос ле окончания «заседания» Валентин не мог порой вспомнить хотя бы сотую часть этих мыслей. Однако во время самого коллективного мыш ления он был энциклопедистом-гением. Он знал все, что знало земное человечество. Он с легкостью виртуоза оперировал несусветной сложно сти доказательствами. Он был всемогущ и сознавал это свое всемогу щество как естественное, даже обязательное состояние, которым нелепо кичиться. Короче говоря, он был невиданно, необыкновенно счастлив. Когда коллективное мышление оканчивалось, Валентин не спешил покинуть каютку, в которой лежал. Ему требовалось время, чтобы впол не освоиться с обыденным миром, а главное, со своей ординарностью, точнее сказать, с ограниченностью. В первые дни он думал, что такое горестное состояние возникает лишь у него. Но как-то его сосед, в кото ром Валентин без труда признал Ричарда Бэркли, недавнего Элино го руководителя, откровенно пожаловался: «После коллективного мыш ления чувствуешь себя прямо-таки ничтожеством... А знаешь, Валентин, в природе мозга, видимо, есть что-то коллективистское. Иначе как объяснить удивительное наслаждение от коллективного мышления?» Откровенность большого ученого очень подбодрила Селянина. Впрочем, уже оттого, что Валентин стал членом Комитета защиты, многое изменилось в его жизни. Он почувствовал почти такую же от ветственность за все, что делалось на Земле, как и в прежней своей, пер вой жизни. В его поведении и словах появилась осмотрительность и уве ренность одновременно. Эго сразу отметил Филипп и, конечно, Эля. Главное, что и она тоже. Между прочим, она очень разволновалась, узнав, что соседом у Ва лентина —Бэркли. — Помнишь, я уверяла, что он поймет мое желание заняться исто рией? Я не ошиблась,—сказала она.—И очень приятно, что такой чело век рядом с тобой... А лаборатории, как мне сообщили, разрешено вос пользоваться аппаратурой для коллективного мышления, и они уже выяснили много важного. Я могла бы хоть завтра вернуться к ним. Но я не хочу. Еще недавно перед каждой вылазкой в горы или встречей с кем-то Эля вопросительно смотрела на Филиппа: он следил за состоянием здо ровья Валентина, он имел право разрешить или отменить... Сейчас в пер вую очередьчжа спрашивала самого Валентина: свободен ли он? Самочувствие у Валентина было преотличное, и даже Филипп вы нужден был признать это. — Вот странно: нагрузка большая, тревоги, а тебе даже лучше, чем когда во всем тишь и гладь... Правильно считают: человека нельзя, ко нечно, перегружать —износится преждевременно. И недогружать нель- ^ «Сибирские огни» № 6 97
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2