Сибирские огни № 06 - 1970

Тогда же появятся у Решетникова тро­ гательные строки о матери, стихи, в кото­ рых возникает тема долга перед Роди­ ной: Но жить вдали мне от родного дома, Тебе ж меня всю жизнь обратно ждать. («Когда у й д у 1939) Тем же предощущением трудных испы­ таний пронизано стихотворение «Накану­ не»:; Мы все романтики в шестнадцать. Но нас, детей тридцатых лет, Ничуть не трогали, признаться, Ни стрелы с луком, ни мушкет, Ни сказки об индейских войнах Из старых книг твоих, Майн Рид.«, В стране иной, но не чужой нам, Пылал расстрелянный Мадрид Да, в конце тридцатых годов слово «Мадрид» стало паролем для всех. К это­ му стихотворению 1940 года поэт, спустя двадцать лет, добавит еще несколько строк — о том, как мальчишки, «завидуя солдатам, вздыхали: не пришли года...» Когда бы знать нам то, ребятам. Что ждало нас уже тогда — Какая дальняя дорога Каких свершений и потерь! Война стояла у порога, Война стучалась в нашу дверь. Ожидание схватки и стремление ока­ заться на решающем участке ее предопре­ делили дальнейшее: в первом же стихотво­ рении, написанном Л. Решетниковым в на­ чале Великой Отечественной войны, с поко­ ряющей искренностью выражена не только готовность к подвигу, но и жажда подвига, жажда самоотречения во имя Отчизны: — Нет, не ждите нас домой, невесты: Мы солдаты, в поле мы умрем. Любовь к жизни и решимость отдать свою жизнь за Родину — эти черты прежде всего определяли духовный облик тех, кто в первые же дни войны подня» ся на защи­ ту своей Родины (стихи эти написаны в июне 1941 г., в воинском эшелоне). Высо­ кий накал чувств, готовность к самопожер­ твованию так органичны для лирического героя стихов, что воспринимаются как нечто естественное, само собой разумеющееся... Встречи с Алексеем Сурковым, с Алек­ сандром Твардовским многое открыли Л. Ре­ шетникову. Его стихи в феврале 1942 г. появились в журнале «Знамя», в сборнике «Фронтовые стихи», в «Красноармейской правде». В этих стихах было нечто, что ста­ вило знак равенства между понятием «ли­ рический герой» и «автор». В чем заклю­ чалось это «нечто»? В глубокой внутренней достоверности, которая убеждала: именно т а к чувствует себя сам автор. Вспоминаю одно давнее событие. Это было в дни яростных боев под Ржевом. Уже темнело, когда наступило короткое затишье. Повар принес в траншею термос с обедом — днем добраться до нас было не­ возможно. Заодно он прихватил и почту. Когда газеты были прочитаны, дошла оче­ редь до маленькой книжечки. Листая ее страницы из грубой газетной бумаги, мы нашли стихи трех поэтов — А. Суркова,' М. Матусовского и автора-красноармейца, фамилию которого видели впервые. К этой книжке мы не раз обращались, пока она не пропала в сутолоке боев и по­ ходов. И тут вдруг обнаружилось, что я за­ помнил многие стихи. Спустя много лет, уже в Новосибирске, разговорился я с под­ полковником Леонидом Решетниковым о стихах, о том, как нужны они были в суро­ вое военное время. Упомянул и об этом сти­ хотворении, посетовав, что фамилия его автора забылась. Бои, бои..« И день, и год. Ветра, походы и сугробы, Но где-то в поле, взвизгнув злобно. Шальная пуля обожжет. Взгляну на мир последним взглядом, Шагну последний шаг вперед И упаду на бурый лед С горячим автоматом рядом. Уйдут друзья в пожар заката. Промчатся танки, грохоча, И похоронят у ручья Меня, гремя о лед лопатой. Но будет новая весна, И девушка простая с милым Придет и вспомнит у могилы, Что здесь зимой была война. — Чем же понравилось вам это стихот-- ворение? — спросил Л. Решетников. В стихотворении, ответил я тогда, очень точно подмечено, что на фронте люди нау­ чились как бы со стороны смотреть на себя и даже словно бы вчуже говорить о воз­ можности своей гибели, потому что самым главным стало ощущение ответственности за страну, и смерть — страшная, сама по се­ бе,— по сравнению с ужасом вражеского торжества начинала казаться не столь уж существенным событием. Дорого это сти­ хотворение еще и тем, что в нем — по су­ ществу, без слов — сказано о вечной эста­ фете поколений. Разве мы часто вспоми­ наем о подвигах, свершенных на Куликов­ ском поле, на льду Чудского озера, под Смоленском и Бородином? Нет, не часто. А когда пришла пора, встали и под Нар­ вой, и под Москвой, и под Ленинградом,— встали, выстояли и сделали свое дело — по­ вернули фашистские полчища вспять. И для тех, кто будет жить после нас, мы со временем тоже станем воспоминанием, уме­ стившимся в одну скупую строчку: «Здесь зимой была война». Примерно так объяснил я Л. Решетни­ кову свое восприятие стихотворения. И тут мой собеседник «признался»: стихи написа­ ны им. Произошло «вторичное» знакомства с автором произведения, которое долгие го­ ды было моим фронтовым спутником. Константин Симонов еще во время Оте­ чественной войны обратил внимание на важ­ ную особенность творчества поэтов-фронто- виков: «В стихах и в прозе, когда они пи­ шутся на войне, может быть, от силы впе­ чатлений, может быть, от сознания того, что жизнь твоя может оборваться, появ­ ляется прямая непосредственность, своеоб­ разная «дневниковость». Пишут о том, как ходили в атаку, о том, как рядом умер то­ варищ, о том, как отдыхают после боя, о