Сибирские огни № 05 - 1970

Он вспомнил, как прибежал от омута, испугав мать своим видом. Дальше ничего не мог вспомнить. Даже то, увиденное им у омута, ото­ двинулось далеко-далеко и теперь казалось давним, полузабытым сном. А может, это и был сон? Ьошла в избу мать. Бросилась к Миньке, присела на краешек кровати. -ьтнок, Мишенька, тебе лучше? Господи, наконец-то! Что я с то­ бой пережила за эти два дня, кто бы знал!---Она вытерла уголком платка набежавшие слезы, получше укрыла Миньку одеялом. Губы ее были сухие и шелушились, глаза впали, четко обозначились под ни­ ми темные полукружья. Печаль так прочно укрепилась на молочно­ матовом ее лице, что улыбка от пришедшей радости не могла про­ гнать ее. — От испуга это у тебя, сынок. Попей-ка вот молочка. Пей. Пей. Еще маленько. Ну вот, теперь на поправку пойдет. Жару-то нету уже, а то прямо горел весь... От выпитого молока Минька почувствовал себя лучше, тошнота про­ шла. Он сел на кровати, долго не решался спросить у матери, потом не удержался: — Мам, а Яшку... — Схоронили его, сынок. Нет больше твоего дружка. Дядя Костю- ха его в тот же день нашел случайно. Коров он пас рядом, ну и подошел к омуту. Яшу как раз к берегу прибило, ручонка из воды показалась. А на другой день...— мать заплакала...— Яшин папка приехал... — Мам, а Карпуху забрали? — Ты лежи, лежи, сынок, укрывайся теплей. Тебе еще нельзя вста­ вать,— быстро заговорила мать, не отвечая прямо на Минькин вопрос.— Не ввязывайся ни во что, сынок. Ох, страшно мне. И откуда напасти берутся — что-нибудь да привяжется. Ты смотри помалкивай, а то греха не оберешься Без тебя разгадают, как и что. Поспи, поспи еще. Хоро­ ший сон, он лучше всякого лекарства... ...Утром Минька пробудился поздно. Матери, как всегда в это вре­ мя, дома не было, ушла на работу. Голова не болела, но была какая-то тяжелая, будто каменная. Побаливало правое плечо. Отчего плечо-то? А, ударился обо что-то, кажется, о пенек, когда бежал от калины к омуту. Он умылся холодной водой, покопался в сковородке с яичницей, вы­ пил молоко. Подошел к окну, долго смотрел на пустынную улицу, на по­ блескивающую излучину Крутой. За этой излучиной не так далеко ому г, а еще чуть дальше — пасека. Совсем вроде рядом, если напрямик. Но он, Минька, больше не пойдет к омуту. Страшно. Да и мать не пустит, ругаться станет. Стой-ка... Мать, выходит, никому ничего не сказала о Карпухе. Неужто его, бандюгу, так и не арестуют? А вот если бы знали отец или дед Протас, они бы как, тоже скрыли? Нет уж, они бы не испу­ гались. Отец смелый, ордена и медали за храбрость имеет. Да в развед­ ку, поди, и не берут кого попало. Когда он приедет домой, то обязатель­ но спросит, как умер Яшка. И Минька, конечно, расскажет отцу все, чго видел. Минька ясно представил себе отца в военной форме с золотыми погонами, с орденами и медалями на груди. Вот он, Минька, подробно рассказывает отцу о Яшке, а отец слушает внимательно, чуть склонив голову, как умел он слушать всех, будь перед ним взрослый человек или мальчишка. Слушает он, слушает Миньку, не перебивая, а под конец лицо его делается сердитее и сердитее, и он говорит чужим голосом. «Трус ты, больше никто. Не знал я, что у меня такой сын растет. Яшка