Сибирские огни № 05 - 1970

этот, много еще, что и говорить. А корень тут — в жадности. От нее, про­ клятой, все зло по земле идет. Воруют, обманывают, друг дружку со све­ ту сживают. Нахапается вот такой, облоснится жиром, хромовье на себя напялит и, кроме как на свое рыло, ни на кого смотреть не желает. Чо ему чужие боли да заботы! От такого добра не жди. Этот не пойдет, как твой отец, родники по гривам чистить. Выгоды не видит. А душа не по­ просит, не позовет. Не-ет. Душу у таких жадность изъела, как ржа ста­ рый гвоздь... Разговорившись, Протас чуть было не прошел мимо своей избы. От­ крывая калитку, повернулся к Миньке. — Прибегай-ка попозже, леску волосяную доплетем. А то давно обе­ щаюсь, да все руки не доходят. Письмишко отцово прихвати, почитаешь. Как он там... — Ладно,— ответил Минька и тут только заметил, что Яшка-то не пришел с ними, остался возле конторы. Минька засиделся у деда Протаса. Уже большое потухающее солнце ушло из низкого окна за угол и только слабый отсвет его краснел на беленом косяке. В печке весело пощелкивали дрова, было тепло и уютно. Танька резала картошку тонкими ломтиками, поджаривала их на плите и, посолив, ела. Бабке Протасихе недужилось. Последнее время часто прихвары­ вала, а сегодня и совсем слегла. Еще утром, выйдя до ветру, Минька слышал, как Костюха, выгоняя стадо, издалека начал «заводить» бабку: «Протасиха!» — кричал и добавлял такие слова, что хоть уши затыкай. Но подойдя ближе и видя, что корову выпускает из ворот Протас, спросил. — Где сама-то? — Хворат,— печально сказал Протас.— Горло перехлестнуло, сды- шит тяжело. Припарки из редьки делала — не помогает. Что доспе- лось — ума не приложу... Теперь лежала бабка на кровати, шумно дышала. Худое лицо ее еще больше осунулось, нос заострился, губы обескровили. Миньке не­ привычно видеть ее такой спокойной. Дед Протас сучил леску из конского волоса негнущимися дрожащи­ ми пальцами и все говорил, говорил, поглядывая на Таньку, которая со­ биралась завтра уезжать домой. — Ты, Танюшка, приезжай опять тем летом. А то в городе-то пыль одна, духота, дома друг к дружке лепятся. А у нас тут приволье — речка, лес, поля кругом. Куды ни глянь — далеко видно, просторно душе... Танька отошла от печки, начала готовиться к завтрашнему отъез­ ду. Будто сборов много, на три пестеря. Не терпится, видать. Все жен­ щины такие и девчонки тоже. Минькина мать на базар за целую неделю собираться начинает. Хлопочет, суетится — то бы не забыть, другое. А потом все равно забудет что-нибудь. Минька смотрел, как Танька увязывала в узелок свои выцветшие ленты, платья. В корзинку, сплетенную дедом Протасом, насыпала суше­ ной клубники, сверху положила несколько морковин — гостинцы своим сестренкам да братишкам Все это накрыла платком. Поверх платка лег­ ли желто-красной цепочкой бусы из боярки, нанизанной на базарную нитку,— Яшкин подарок. Кончив нехитрые сборы, Танька села к бабушке на кровать, груст­ но слушала деда. — У нас и огородишко какой ни на есть,— продолжал Протас,—