Сибирские огни № 05 - 1970

— Так я завтра приду. Пол этот я за один день перестелю,— ска*, зал он, глядя на скрещенные под грудью материны руки. — Да ладно, постоит еще,— робко отказалась мать, смущаясь дол­ гого Танькиного взгляда. — Сказал — сделаю. Карпухин хлопнул Миньку по плечу, потрепал вихры и, постуки­ вая тростью, вышел. 4 Танька обещался перестлать пол за один день, но вот уже третий обеденной жарой схлынул, а работа еще не была кончена. Разобрать пол — проще пареной репы. Гвозди выдергой повытягивал, выворотил плахи — и готово. Особенно долго пришлось повозиться с новой слегой из толстой, вылежанной на солнце березы. Отесать ее и уложить надо ровно, чтоб половицы не колебались на ней, не скрипели потом, не щелялись. Дело не простое, и тут даже Минька смекнул, что по плот­ ницкой части Танька не шибко силен. Во многих местах он затесы глу­ боко взял, и когда стал стелить половицы, то между слегой и полом паз получился. Пришлось клинья подбивать. Поначалу Минька охотно помогал Карпухину, а потом надоело возиться со щепой да стружкой, чихать от пыли. Ждал, что Танька за работой станет о войне рассказывать и вообще будет весело и необычно с ним. Но тот работал больше молчком или насвистывал что-нибудь. Иногда покрикивал, чтоб Минька то выдергу подал, то молоток. И уже без прежнего «эй. дружба». Прибежал Яшка с пасеки. Посидел, посидел на пороге, да так и ушел, не услышав от Карпухина ни слова. Миньке даже как-то обидно сделалось. Только однажды заметив, как морщится Карпухин, ощупывая больную ногу, подумал: «Не до разговоров ему, видать. Нога болит». А когда пришла мать, обида на Карпухина совсем прошла потому, что он сразу повеселел, взял у Минь­ ки молоток, которым выпрямлял и гвозди, тепло сказал: — Отдохни, дружба. Сам я вдосталь умаялся и тебя, вижу, умо­ тал. А? — Да не,— сказал Минька,— я не пристал. Карпухин закурил и, выйдя в ограду, растянулся под черемухой. Когда мать, собрав на стол, пришла за Карпухиным, глаза его были закрыты, дышал покойно и глубоко, и недокуренная папироса дымилась в откинутой руке. Чуть приметная улыбка тревожила губы под прокуренными усами. Гимнастерка взмокла под мышками, и все его крупное тело было расслаблено. Она постояла, всматриваясь в Танькино лицо, потом склонилась, дотронулась до его плеча. — Тань... Тань! — А? — всполохнулся Танька.— Фу-у ты черт, задремал вроде. — Иди, перекусим чего. Закусили окрошкой с огурцом и луком. Потом пили чай со смороди­ новой заваркой. Чаю такого Минька давно не пивал. Разохотился так, что три стакана подряд выдул. Даже в пот бросило. — К вечеру закончу. Пол будет — хоть свадьбу играй на нем,—» сказал Танька, поднимаясь из-за стола.