Сибирские огни № 05 - 1970
— Вот-вот. Ну, я пойду, ребятки. Костюха зашагал к лесу, слегка прихрамывая и косясь на быка. — Зайдемте к нам,— пригласил Яшка. Пошли к пасеке. Минька с Танькой выломали ветки — отмахи ваться от пчел. — Вы шибко-то не машитесь,— предупредил Яшка,— а то от пчел отбою не будет. Они не любят, когда машешься. Живо изжалят. Хорошо говорить Яшке, к нему они и не подлетают, будто пони мают, что свой. Пасека похожа на игрушечную деревеньку с одинаковыми доми ками. Раздолье тут пчелам. С одной стороны засека, где они берут мед по весне с черемухового цвета, а летом— с хмеля, белоголовника. С другой стороны гречишное поле, а перед ним — клеверище. Да и вся лощина речная богата разными медоносными травами и цветками. По тому безмедица на пасеке бывает редкий год. К приречному мыску притулилась сторожка — низкооконная руб леная изба. Тесовая крыша от старости да дождевой и туманной вла ги темной сделалась, мшистой прозеленью закуржавела. А под окош ками, вровень с крышей, выдобрел на низинных соках дикий малин ник да крапивный дурбень. Из рассказов Минька знал, что поставил избу Федот Карпухин, Ганькин отец. Это его собственная пасека тут'была, когда еще жили единолично. Яшкина мать в сетчатой накидке и с дымокуром в руках прове ряла колодки. Увидав ребят возле избушки, накрыла улей и, подойдя, заругалась на Яшку: — Яшка, сколько раз тебе говорить: не лазь сам в чан! Из дому хоть не отлучайся. Вот наказанье-то мне... — Не лазил я в чан,— сказал Яшка, чувствуя неловкость перед ребятами. _ . — Ладно уж, еще отпираться будет! Хватит бегать! Пособирай-ка хворост, печку затоплять буду В раскрытую дверь сторожки Минька увидел медогонку и боль шой цинковый чан для меда Подумал, если бы Яшка не полез в чан без спросу, то тетка Марья сейчас не ругалась бы и, может, угостила их. А теперь — все, и не пахнет медом. Он потихоньку дернул Таньку за рукав платья, кивнул на тропу к деревне. Яшка проводил их до речки и свернул к засеке — сухостойные тальничины на растопку ломать. Перешагнул Минька порш своей избы и остановился растерянно. На лавке у стола сидел Iанька Карпухин, курил, вытянув раненую но гу. От табака или еще от чего веял по избе какой-то непривычный Миньке запах. На Ьтоле стояли стаканы с чаем и блюдца. — О-о, дружба! — грохотнул Танька прокуренным басом.— А я, брат, на уху к тебе зашел. — Не ходил я еще рыбачить,— сказал Минька, радуясь, что Кар пухин все-таки пришел к ним. — Садись, ешь, пробегался.— Мать повернулась к Миньке. — Не, я потом,— отказался Минька. Какая тут еда, если Танька пришел. Хоть и не было сегодня на Ганькиной груди медалей, но и так сразу видно — герой Плечи широ ченные, как только гимнастерка не лопается. Густой чуб сбит на сторону, а глаза веселые, искристые. И усы совсем как у Чапаева на картинке. Карпухин тут же и забыл про Миньку, только изредка взгляды вал на него, продолжая с матерью прерванный разговор. Они вспоми-
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2