Сибирские огни № 05 - 1970

Очнулся Минька оттого, что ветром завернуло ворошок сена и бро­ сило ему на лицо. Он смахнул сено, насторожился: крепкий мужской голос басил внизу, под стогом. — А ты все добреешь и добреешь, Наталья. Еще наливистей стала. •— Не про тебя, не лапай. — А ежели я не могу с собой совладать. Весь белый свет ты от меня застишь. Я ведь только на тебя и смотрю всю жизнь. — Мало ли кто глядит на меня. — Меж отцами нашими согласье было. — И слушать не хочу! Меж отца-ами... • Наташ... — Прими руки, говорю! Не тро...м-м... Гэлоса под стогом стихли на какое-то время, потом послышались звонкие шлепки и голос матери — злой, торопливый: — Пошел отсюда! Залил глаза-то, ни стыда, ни совести! Уходи, а то парнишку, вон на стогу, позову. — Где он там, разбойник? Минька! Минька вскочил, подвинулся на край стога и увидел Карпухина, которого не смог спросонок узнать по голосу. Карпухин, как ни в чем не бывало, посмеивался, покручивал усы. — Ты что это, рыбак, прячешься? — Я не прячусь, я задремал,— ответил Минька, смутившись. — Во-он оно что. Сено метать — не с удочкой на речке сидеть.— Карпухин, продолжая посмеиваться, кивнул в сторону матери.— А я вот в помощники набиваюсь, да мать твоя не берет. Прогоняет. Слы­ шал, небось? Я и так и этак перед ней — не берет. Что ты будешь делать? — Сами как-нибудь,— сказала мать, не глядя на Ганьку. — Ну вот, ну вот, видишь? — Карпухин руками развел, даже оби­ женное лицо сделал.— Я же от чистого сердца. Дай, думаю, помогу, разомну плечи. Ну, а раз нет, значит — нет. Пойду тогда. А уха за то­ бой, рыбак. Да-авно я ухи не едал. — Ладно,— сказал Минька.— На днях пойду рыбачить. Приходи, дядь Гань. Минька смотрел, как пошел Ганька в лог, сильно наваливаясь на трость. Смотрел и побаивался, что мать начнет ругать его за то, что сам пригласил Ганьку, не спросясь у нее. Сердится, наверно. Конечно, сердится. Ведь Ганька тут ей всякие слова говорил. Так ему позубоска­ лить— хлебом не корми. Бабка Протасиха вон какая, а и ту он как-то в краску вогнал. «Ежели я кого и уважаю во всей нашей деревне и в двух соседних, так это тебя, Авдотья Семёновна. • Я тебя даже люб­ лю».— И всё норовил обнять бабку. Под хмельком он был и еще у баб­ ки на водку взаймы просил. Бабка поохала, поахала — «Ну, забубён- най! Ну, варнак!»— да и полезла за божницу, где у нее лежал узелок с деньгами... Минька покосился на мать. Но она, видно, забыла уже о Ганьке. Кусая стебель пырея и щурясь, смотрела мимо Миньки в небо. Минька тоже задрал голову и увидел кобца. Сложив крылья, он камнем падал с большой высоты. Вот он на полном лету выкинул крылья, резко сба­ вил лет, плавно и полого прошелестел над стогом к согре, сжимая в когтях маленький темный комочек. Пропал, будто его и не было. Толь­ ко одно-единственное перышко неведомой птахи, попавшей в когти коб­ ца, долго еще снижалось, посверкивая на солнце и колеблясь, как сби­ тый с ветки осенний листок... Пришла Груня. Мать раскрыла корзинку: заодно решили и пообедать. Завернув