Сибирские огни № 05 - 1970

Серпнлина в сегодняшних романах Симоно­ ва, что он еще тогда, в годы войны, волно­ вал реальных Сабуровых и Серпилиных, а с ними и самого писателя Конечно, «Дни и ночи» —книга, помеченная своим време­ нем: в те годы серпилинская гема была бы в ней невозможна. Но сегодня ясно видно, насколько повесть оказалась долговечнее предъявлявшихся к ней в свое время упре­ ков. В том же идейно-стилевом ряду, что и повесть Симонова, принято обычно рассмат­ ривать «Волоколамское шоссе» А. Бека (1944). Действительно, и; это произведение полемично по отношению к «ненастоящему», невсамделишному изображению войны. Эта полемичность —и в отношении к пейзажу («Не ожидайте от меня живописания при­ роды. Я не знаю, красив был или не был расстилающийся перед нами вид. Может быть, это красиво, но я для себя засек: дрянная речонка, она мелка и удобна про­ тивнику для переправы»), и в отношении центрального героя, офицера-панфиловца Баурджана Момыш-Улы к громким словам («Я хочу быть скупым на слова, когда речь идет о любви к Родине»), Этот мотив повести тем более заострен, что дело в ней происходит в самые трудные, драматичные дни осени 1941 года —дни обороны Москвы, когда прощание с ложны­ ми, иллюзорными представлениями о войне превращалось в вопрос жизни и смерти. Но, естественно, не литературная полемика —• главное в этой необычной повести, оказав­ шей большое влияние на нашу литературу. Главное в ней — вопросы военной мысли и этики. Как происходит воспитание воина на войне, что является здесь решающим: герои­ ческий порыв или железная дисциплина, самостоятельность мысли или исполнитель­ ность,— таков круг исканий героя и автора. Повесть посвящена панфиловцам. Но не сам их подвиг в центре повести, а его предыстория, го, как он подготовлялся, ка­ ких нравственных качеств требовал. Тема могла быть решена по-разному,— Бек из­ брал решение орипшальное, неповторимое: из многих панфиловцев он выделяет одно­ го —личность сильную, своеобычную, как бы «сконденсировавшую» в себе многое из того, что сделало панфиловцев героями, но, вместе с тем, личность отнюдь не идеаль­ ную. Писатель выделяет эту личность и становится «как бы» писцом при ней, смот­ рит на мир «как бы» ее глазами. Говорим: «как бы», ибо в действительности автор, ко­ нечно же, не тождествен своему герою. Ав­ тору не свойственны ни сознательный ди­ дактизм Момыш-Улы, ни столь же созна­ тельный — и представляющийся тому необ­ ходимым — «культ» своей личности, своей воли («Я диктую свою волю — вы исполняе­ те ее»). Автор не берется судить своего героя с позиций абстрактного гуманизма, напротив: он хорошо понимает вынужден­ ность и, в конечном счете, историческую оправданность иных, по необходимости же­ стоких, решений Момыш-Улы (например, расстрел солдата-дезертира — глава «Суди­ те меня»); писатель понимает, вместе с тем, как важно не впасть в самоупоение этой жестокостью, во «вседозволенность». И хо­ тя рассказчик вроде бы лишь послушно сле­ дует за героем, передает его мысли, речи, поступки без особых комментариев,—идей­ но-нравственный вывод возникает у читате­ ля повести из сопоставления всех ее эле­ ментов и— прежде всего —образа Баурд­ жана Момыш-Улы с образом Панфилова. Критик В. Пискунов верно пишет: «В Момыш-Улы бродит молодая и пока не отстоявшаяся сила, упоенная собой, ло­ мающая всякое сопротивление. Это дает возможность сплотить людей, подчинить их своей воле, закалить для боя. Одним сло­ вом, он обладает теми свойствами и качест­ вами, которые дают право назвать его об­ разцовым фронтовым офицером и которые так необходимы были для победы. Но на правы критики, отождествляющие идеал пи­ сателя и героя, не видящие разницы между ними. А. Беку не по пути с теми сочини­ телями, что всю мудрость военного руко­ водства видели в поэтизации крепкой, как сталь, но и холодной, как сталь, воли. Поведение Баурджана Момыш-Улы все время проверяется и корректируется муд­ ростью генерала Панфилова. И хотя автор сочувственно, местами даже восторженно живописует своего героя, но высшая прав­ да на стороне Панфилова. Многое кажется Момыш-Улы странным в командире дивизии, и то, что Панфилов «делал замечания не напрямик, а этаким боковым ходом, смягчая резкость»; и то, что генерал интересуется такими «не при­ личествующими» ему вещами, как кухни, плиты, кипятильники. Момыш-Улы видит противоречие между требованием жестокой дисциплины и мягкостью комдива, на что получает ответ Панфилова; «Имейте в виду, товарищ Момыш-Улы, управляют на криком» («Живая память поколений», стр. 61—62). А. Бек в «Волоколамском шоссе» так же, как и В. Гроссман в романе «Народ бес­ смертен», Г. Березко в «Командире диви­ зии», ставит одной из своих задач раскры­ тие роли разума, мысли на войне, искус­ ства управления боем, военной тактики, науки побеждать, т. е. раскрытие человече­ ского потенциала в одном из его важней­ ших проявлений, «...главная обязанность, главное дело командира —думать, думать, думать»,—внушает постоянно генерал Пан­ филов. Момыш-Улы думает и за себя и за про­ тивника. Пытаясь проникнуть в мысли и планы врага, герой как бы проводит «без­ молвный бой ума с умом». «Умом убьешь тысячи», «умом надо вое­ вать» «умом надо копать» окопы, «солдату всегда надо думать» —такими афоризмами буквально испещрена вся повесть. И побе­ да панфиловцев на рубежах Москвы рас­ крывается как результат победы ума, пред­ видения, правильно решенной задачи, пра