Сибирские огни № 05 - 1970
ния о войне, все то, что «не отменяет», но «дополняет» (а иногда и «поправляет»), А все, что «не отменено», остается в то же время и не освещенным с достаточной пол нотой: об этом, мол, писалось уже не раз, это и школьнику известно, чуть ли не в зу бах навязло, оставим это историкам лите ратуры; наше же дело, дело текущей лите ратурной критики, поговорить о явлениях новых, живых, развивающихся, еще не вне сенных в учебники. В принципе возразить что-либо против этого трудно. Действительно, дело крити ки —освещать прежде всего живой процесс, а не то, что уже «отстоялось», движение темы, а не ее историю. Но чем больше об этом размышляешь сейчас, накануне двадцатипятилетия Побе ды, тем больше бросается в глаза одна оче видная несправедливость. Несправедли вость, в которой нет виноватых «персональ но», а повинны все мы в равной степени. Да, в последние годы о войне написано много настоящего, немало, к сожалению, и нестоящего, немало такого, о чем спорят и будут еще спорить. Но оценены ли при этом по достоинству самые основы этой военной литературы — произведения, писав шиеся тогда, в героическую, но ныне дале кую уже пору? «Все помнят»,— привычно говорим мы в таких случаях. Конечно, каж дому «по-человечески» кажется: все, что известно мне, известно и другим. А если идти не «от психологии», а от знания? Зна ния наши в этом плане ничтожны или, во всяком случае, совершенно недостаточны: социологические исследования читательских интересов по возрастам в связи с этой те мой, насколько мне известно, не проводи лись. Но опыт убеждает: здесь далеко не все благополучно, и рано ставить точку, считать, что молодежь так же хорошо зна ет литературу войны, как знают ее старшие. Впрочем, дело не только в выполнении дол га перед молодежью. Искра всегда возни кает на стыке — в том числе и на стыке времен. Перечесть старые страницы четверть ве ка спустя, в свете нашего сегодняшнего идейно-нравственного и эстетического опы та — не значит ли увидеть и то, что звуча ло тогда, и нечто, скрывавшееся до поры до времени, как завязь в цветке, и пол ностью прозвучавшее лишь сегодня? Перележав на полках сроки И свежесть потеряв давно, Нас опьянят простые строки, Как многолетнее вино. (Н. Тихонов) В настоящей статье сделана попытка пе- речитать эти «простые строки». Попытка по необходимости конспективная, местами да же тезисная, отнюдь не претендующая на то, чтобы исчерпать тему, являющуюся, скорее, лишь заявкой на ее новую разра ботку. Объем статьи не позволяет охва тить весь материал. Остановлюсь здесь лишь на двух моментах: во-первых, на исто ках подвига нашей литературы в дни вой ны и, во-вторых, на «большой» прозе воен ных лет (романы и повести о Великой Отечественной войне). Истоки... Слова Маяковского: «Это было с бой- цами, или страной, или в сердце было в мо ем» — получают как бы вторую жизнь в литературе Отечественной войны. «Никогда за всю историю поэзии не устанавливался такой прямой, близкий, сердечный контакт между пишущим и читающим, как в дни Отечественной войны»,— говорил в 1944 го ду А. Сурков. И проявлялось это единство не только в том, что свыше полутора тысяч писателей участвовало в Отечественной войне и восемнадцать из них удостоено звания Героя Советского Союза; не только в том, что более трехсот писателей погибло смертью храбрых на фронтах или было расстреляно фашистами за участие в под польной борьбе. Главное состояло в том, что, вопреки старинной поговорке: «Когда говорят пушки, молчат музы»,— голос на ших писателей в Отечественную войну звучал как никогда громко! «Казалось бы, теперь не до слов; спор решает металл,— писал И. Оренбург.— Но никогда слабый человеческий голос не звучал с такой силой, как на поле боя, среди нестерпимого гро хота...» В гуле артиллерийской канонады под Москвой, над Волгой и под Берлином советский человек в военной шинели рас слышал сурковскую «Земляику», взял на вооружение стихи Бажана и Долматовско го, очерки и статьи А. Толстого, Эренбурга, Павленко, Вишневского, Гроссмана. Чем ближе стоял писатель к своему народу, тем теснее чувствовал плечо друга в общем строю, тем более яркие, гневные строки соз давал он в те дни. «Василий Теркин» и «Фронт», «Нашествие» и «Радуга», «Пул ковский меридиан» и «Наука ненависти», «Киров с нами» и «Февральский дневник», «Народ бессмертен» и «Зоя», «Волоколамс кое шоссе» и «Сын» слагались не «двад цать лет спустя», а тут же, по горячим следам жизни. Эти вещи не могли быть на писаны с чужого голоса, человеком, кото рый сам не прошел путем своих героев, не пережил то же, что они Советские писагели всех национально стей вышли на войну,/чтобы вместе с наро дом выковать победу, и рассказать о ней. Многим из них пришлось отдать жизнь во имя победы. Но именно единством целей и самой жизни с воюющим народом были обеспечены и небывалая искренность и правдивость писательского творчества в дни войны, и небывалая сила его отдачи. Взятые из жизни «Непокоренные» возвра щались в жизнь со страниц формировавших их книг. Как стал возможен такой взлет нашей литературы в дни войны? На какой фунда мент он опирался? Ясно, что прежде всего на жизнь, на героизм народного подвига.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2