Сибирские огни № 05 - 1970
Каждый год Цыбенко давал слово Пет ровичу, бывшему своему бригадиру, заехать к нему в Смирненькое и пожить несколько дней —просто отдохнуть в этом дивном уголке восточной Кулунды,— но всякий раз что-нибудь да мешало осуществить давнее намерение. Петрович обижался, обвинял Цыбенко в зазнайстве, забвении старой дружбы и тому подобных грехах. Обижало же Петровича в особенности то, что в свои короткие наезды в колхоз Цыбенко дольше задерживался на центральной усадьбе, имел дело с председателем Григорием Софроно- вичем Мишаковым, а сюда, в Смирненькое, заглядывал на час-другой да и то не всег д а—так уж складывалась обстановка. В Смирненьком Цыбенко косил хлеб в 1957 году — в последний год своей работы на комбайне в МТС,—здесь у него много знакомых, были и .родичи, но постепенно разъехались, кто куда, и остался один Пет рович. Родство у них, как говорят, на седь мой воде кисель: они и сами сильно затру дняются, когда надо разобраться в отноше нии пращуров, но все равно считаются сво ими, и это знает весь поселок. В последнее время Андрей Корнилович все сильнее чувствовал, что для понимания многих явлений хозяйственной жизни ку- лундинского села ему как раз не хватает тесного общения с колхозниками и рабочими совхозов. Чем крупнее и сложнее ставил он перед собой исследовательскую задачу, тем реже удавалось вырваться из круга дипломированных специалистов и руководи телей. Недавний разговор с Трефиловым укрепил его в мысли о том, что в современ ной сельской экономике человеческий эле мент играет все возрастающую роль. Нынешний заезд в колхоз Цыбенко ре шил начать с другого конца, но оказалось, напрасно спешил: нет уж больше Смирнень кого, его последние жители прошлой осенью переехали в другой бригадный поселок — Корепаново. Там же поставил свой новый крестовик из тесаных бревен и Петрович. Цыбенко сидел на берегу озера и с гру стью смотрел на то, что когда-то было бри гадным поселком о двадцати дворах, а еще раньше —колхозным селом дворов на сто с лишком. Густые заросли ивняка здесь подступают к самой воде, за ними толпя тся березы, осины, черемуха, в подлеске буйствует кустарник — калина, крушина, •смородина, волчья ягода, и все перевито диким хмелем — не продерешься. Кое-где из чащобы выглядывали уцелев шие избы, ветер раскачивал шест колодез ного журавля, среди развалин самана оди ноко торчала полуразобранная русская печь, около нее копошился какой-то старик — вы бирал и складывал в сторонке уцелевшие кирпичи. Чуть повернув голову, Андрей Корнило вич мог разглядеть и расположенное на другом берегу Корепаново. Дома там — •большей частью беленые пятистенки под шифером, почти над каждой крышей мачта с телевизионной антенной. Зелени в Коре паново гораздо меньше, чем в Смирненьком, имеется, собственно, один небольшой коло- чек на самой окраине села, вдалеке от озера. Не хотелось колхозникам, как узнал по зднее Цыбенко, покидать Смирненькое, но правление твердо решило ликвидировать тут бригаду, поскольку обветшал скотный двор —единственное место приложения ра бочих рук в зимнюю пору,—совсем нет по мещения для обслуживания машин, да и по генеральному плану поселок признан непер спективным. Спорить со всеми этими хозяйственными доводами не приходится, а все же места хорошего было жаль. Последних упрямцев Григорий Софронович, рассказывают, просто выжил из Смирненького: распорядился пе регнать за озеро общественный скот, обре зать провода радио (а электричества там и не было), ну и потом колхоз помогал лю дям обстраиваться на новом месте. Где-то за спиной Цыбенко, повиснув в небе, заливался степной жаворонок, из лесу доносилось разноголосое пенье невидимых пичужек, несколько раз прокуковала кукуш ка, над озером пролетел, проблеял водяной баран. И вдруг: «фиу-лиу»! Андрей Корни лович поднял голову, всмотрелся: у самой макушки березы мелькнуло золотистое пят но. Иволга! Нет, что ни говорите, райский уголок это озеро Смирненькое с впадающей в него где- то слева малюсенькой речушкой Вавилон и зеленой дубравой. Недаром именно здесь остановился долго искавший лучшей доли дедушка Петровича, пахарь-переселенец из Воронежской губернии. Цыбенко еще застал его в живых, и дед сам рассказывал, как мыкался по Сибири: по два-три года «чер- томелил» в батраках у богатых старожилов, но как только «обчество» начинало притес нять, требуя «накладки» и могарыча за приписку —снимался и кочевал дальше. Во времена, о которых пишет в своей книге Сущинский, таких «самоходов» насчи тывались сотни и тысячи: в большинстве это были «непричисленные», поехавшие на но вые земли без ведома переселенческих вла стей. По признанию Столыпина^ «половина переселенцев шла вне установленных рамок, на авось...», и в 1910 году таких «само вольных» за Уралом было около 700 тысяч душ. Вряд ли лучшим было положение «пла новых» новоселов. Тот же Столыпин пишет в докладе Николаю II о своей поездке в Сибирь и Поволжье в 1910 году, что в луч ших районах Западной Сибири «...переселен ческих участков с 1907 года не хватало и для одной десятой части желающих». Обез доленные российские и украинские пахари прибивались в первую очередь к старожи лым поселениям, где все же на ближайшее время можно было найти пристанище и ра боту, а уж после, даст бог, и своим хозяй ством обзавестись, приписавшись, наконец, к сельской общине.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2