Сибирские огни № 04 - 1970

ным сожалением: дескать, он хотел бы улучшиться, но увы! —Для это­ го я ведь должен признать, что ты лучше меня. Улыбаешься, уверен, что лучше все-таки. Но как проверить? Неужели ты думаешь, что одни речи что-нибудь значат? Может, сиганем вот с этой чудной высоты? Ты первый, а я — за тобой. Не согласен на такую очередность? Ну хорошо, тогда я первый. Венька, не торопясь, расшнуровал ботинки. Анатолий все сидел перед ним и глядел со спокойным, едва ли не праздным интересом. — Может, ты надеешься, что я не вынырну? —благодушно по­ интересовался Анатолий.—Так я же вынырну. У меня второй разряд. Венька невинно пожал плечами: — А я что говорю? Я это же самое говорю. И снял с себя брюки. Он ждал, когда Анатолий кинется его удерживать, призывать к благоразумию, уговаривать, может быть, даже умолять. И тогда Вень­ ка, так и быть, согласится не прыгать. Но Анатолий не уступил ему. В эту минуту он даже перестал ду­ мать о цели, ради которой сюда пришел, а пытался догадаться, какую новую логическую фигуру изобретет Венька, чтобы вернуться в началь­ ное положение. Не станет же он в самом деле прыгать с двенадцати­ метровой высоты. То была бы глупость. Такая была бы дичь, что при­ менительно к Веньке этого и вообразить невозможно было. Анатолий знал: сейчас он начнет одеваться. В драных носках, в вислых и будто бы не мужских даже трикотажных трусах, костлявый и долговязый, он выглядел потешным, и какие уж тут могли быть дальнейшие его речи! — Ты меня разгадал! — повторил Венька.—Ты уверен, что уже теперь-то сильней меня! Анатолий спокойно кивнул о ответ: он сильный, он в этом уверен. От этой спокойной уверенности Венька пришел в беспокойство. Он взмахнул руками-плетьми, сел на уступ, обхватив колени, и тут же вскочил опять. — Ты лучше меня тем, что доблестный, как лунатик. Лунатики ходят по карнизам домов и не падают, потому что не знают, какая под ними пропасть. А жизнь до тебя еще доберется! Венька пугал, но Анатолию было не страшно. Он сидел на уступе и благодушно кивал: пусть выговорится. — Ты добрый? Ты думаешь, в жизни добро побеждает? Нет, мой милый! Ну давай теперь ужасайся: несправедливо, чудовищно! Но я человек, который знает, что это несправедливо, который самого себя ненавидит,— я от злости выплыву и проживу сто лет. Эти слова Венькины были, конечно, страшны. Венька одержимым каким-то выглядел — вот что особенно Анатолия напугало. А хуже все­ го было то, что одеваться Венька не собирался. Требовалось сейчас же покориться ему и начать упрашивать не ломать дурака. Но Анатолий и на этот раз не мог пойти к нему на поклон. Не только из гордости, а потому что понял: это сейчас не поможет. Он подбросил поближе к Веньке его кувалду и встал. — Врешь,— как можно спокойнее сказал он.—И сам ты знаешь, что врешь! Не может же быть того, чтобы жизнь на подлостях стояла. Она бы рухнула. И ты можешь сколько угодно плясать и бить в свой шаманский бубен — мы тебе не поверим. Дурак ты все-таки. И знаешь, Давидьянц тогда, в общем, правильно... Эх, жалко, не тот разговор у нас с тобой получился. Странным своим манером —через голову, как моряки надевают бушлаты по тревоге,— Венька надел рубаху. В вислых трусах, в носках