Сибирские огни № 04 - 1970
Тогда Венька подошел к Давидьянцу и указал на ближайший ват- мановский лист. — Вот лестница. Какая в ней идея? Радостное вознесение. Пра вильно я говорю? Оптимизм — вот в чем идея. Без оптимизма нельзя, мой золотой. Его надо давать в огромнейших дозах. Чтобы и ты и я были непременно жизнерадостными. Только жизнерадостными и ника кими другими. В Венькином галопе по верхам чуялась какая-то застарелая обида. Но из такого понимания не рождалось участия, а только брезгливая жалость. Так здоровые люди жалеют нищего калеку: взглянешь, бро сишь пятак в его кепку и спешишь по своим делам, втайне осуждая себя за равнодушие к человеку. Не прошел мимо пока один Давидьянц. Глаза его вспыхнули, но видно было, как он себя взнуздал и спокойно, слишком уж как-то спо койно положил на стол принесенные им из кухни шампуры. — Ты умный? — спросил он у Веньки.— Нет, ты не очень умный. И даже очень не умный. Ты злой. Я тоже злой. На тебя злой, на себя, но не больше. И только сейчас — не дольше. Ты злой всегда и на все. Венька, слушай, это нежизненно! Это же болезнь... Ася оставила свой аккордеон и подошла. Многие подошли тоже. — Сядьте,—попросила Ася. Она просила Веньку не горячиться. Тот разумно сел и посмотрел на Асю—довольна ли она его послушанием? Довольна. Ну, вот и хорошо. Давидьянц заговорил с расстановкой: — Ты все осмеиваешь. Осмеивать —- дело легкое.— Он понимал, что момент очень важный. Он подбирал слова: — Но ты, может быть, не ви дишь, так я тебе скажу смешнее всех ты сам. Перед тобой приседают, боятся твоей насмешки, а тебе кажется, что ты возвышаешься. В каж дом человеке что-то такое есть, что не гнется. Ведь это же все равно, что ты подходишь к высоковольтной опоре, плюешь на нее и ждешь, что она перед гобой согнется. Смешной человек, она же стальная — соображаешь, нет? За столом молчали. Каждый, прикинув в уме, соглашался с рассуж дениями Давидьянца. Венька притих. — Такие дома тебе не нравятся? — спросил Давидьянц, указав на ватманы.— Тебе больше нравится смотреть на жизнь не в широкое ок но, а из подвала? Анатолий одобрительно кивнул: это сказано верно. Но он опасался, как бы Давидьянц не завел разговор в крайности. Все-таки ценно было, что Венька сидел и слушал. — Хотя в подвалах-то — это ты, Наташа, тоже заметь — люди ред ко ради удовольствия живут. Анатолий сказал это, желая поощрить Веньку: пусть и дальше слу шает. Но неожиданно вспылил Давидьянц: — Такие живут добровольно! — крикнул он.— Его оттуда тащат, можно оказать, а он упирается, как ишак. Ну так и черт с ним! А вер нее сказать, он даже и не из подвала мир изучает,—Давидьянц вско чил, согнулся пополам, будто сломался, и вниз головой стал смотреть назад — сквозь широко расставленные ноги.— Ты, Венька, вот как смот ришь на жизнь. И ее же ругаешь. Она, мол, уродливая. Не так *де в ней все построено.— Он разогнулся, лицо его было красным. Все, кроме Веньки, засмеялись. — А теперь насчет дворцов и хижин,— продолжал Давидьянц уже спокойно.— Ловкачей, которые строят себе дачи да гаражики не за свои денежки, я готов обличать вместе с тобой. Но если бы оказалось,
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2