Сибирские огни № 04 - 1970
Она стала думать о новом платье, о поэтах пушкинской плеяды* которые, избави бог, не попались бы ей на экзамене, о мачехе Виктории Александровне и об отце, которому чем дальше к старости, тем чаще снились нетерпеливые кони перед атакой, блеск сабель, дым приваль ных костров. Вспоминая отца, она стала думать о том, какие, должно быть, вол нующие сны бывают, когда времена смыкаются в одном человеке. Серд цу мило все, что ушло. Потому и мило как раз, что ушло. Человек жи вет однажды —это так. Но он живет и трижды: прошлое есть у него для памяти, нынешний день — это плоть жизни, ее вещественность, а для мечты есть у всякого будущее. Бывает, долгая протяженность умещает ся в день, в час, в минуту. Три времени в один момент! И тогда являет ся несравнимое ни с чем, несравненное чувство жизни, ее миндальный вкус. В этом чувстве большая мудрость. Но отец все больше жил прошлым. Все ушедшее он хотел бы повто рить— и зной, и пыль далеких маршей, и пулеметные смерчи, и ужас при виде чужого клинка над головой. Даже то великое, что было по том, он втайне не брал для себя в расчет. Войну он провел на Урале директором номерного завода, считая, что новая воинская слава его обошла. \ В войну погибли два его сына, потом умерла жена. Анна никогда не видела своих братьев и едва помнила мать. Пусть бы память о них осталась далекой и пусть бы прибавились к ней светлые домыслы. Но отец что ни день укорял дочь: не похожа она ни на мать, ни на братьев, ни, тем более, на него самого, что особенно было ужас но. Разумеется, он не думал, будто укоряет, а считал, что воспитывает, и очень сердился, не видя нужных ему перемен. Анна не раз плакала — тайком, конечно. Она сама себе представля лась ничтожной и неискупимо виновной в том, что не хлебала кулеш из одного котелка с конармейцами, не носила никогда кумачовой косынки и не вытаскивала раненых из огня под Орлом, где погибли оба ее брата. А как было бы хорошо, если бы она умерла геройски, подобно Зое, как бы тогда гордился ею отец! Потом пришла в дом Виктория Александровна. Цветущая женщина сорока лет выходит замуж за старика на седьмом десятке — это что, любовь? Такой жестокий вопрос мысленно задавала Анна отцу и маче хе в первые дни их брака. Но ревность свою Анна потом умерила, видя, как пришлая женщина искренно заботится об отце и как отец посвет лел. Эта ревность со временем могла бы и вовсе уйти, но случилось совсем не так. как хотелось бы Анне. Она пришла в изумление от пере лома, который случился с этой женщиной на глазах. Сообразив, нако нец, чем дышат отец и дочь, и как бы искупая в глазах мужа собствен ное пристрастие к модным веяниям, анекдотам и сплетням, Виктория Александровна безраздельно перешла на революционную романтику мужа. «Какая ханжа!» —мысленно клеймила ее Анна. Но вскоре и су ровость эту она умерила. В темных, разумно подкрашенных глазах мачехи Анна угадывала тайный страх перед жизнью: бабий век на ис ходе, а впереди одиночество. Все могло бы хорошо сложиться в конце концов. Анна могла бы даже подружиться с этой женщиной, если бы та оказалась немного умнее и хотя бы не подпевала отцу, когда тот в очередной раз принимался журить дочь. Кончилось тем, что Анна ушла. Осенью уехала, едва ли не в зиму, в Сибирь, в неизвестность, а все сложилось хорошо: как приехала, сей час же нашлось ей место. От пристани Кирилл прямо с чемоданом увез ее к плотине. Замирая от страха, Анна первый раз тогда поднялась на
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2