Сибирские огни № 04 - 1970

В феврале 1897 года, когда А. А, Ва­ неев и его товарищи были переведены в Москву, в башню Бутырской тюрьмы, Ана­ стасия Ивановна решила съездить к сыну, В нижегородском окружном суде, где слу­ жил муж, она получила «паспортную книж­ ку», свидетельствующую, что она родилась 21 декабря 1847 года и что примет особых не имеет. 1 марта 1897 года Анастасия Ивановна предъявила этот паспорт у ворот Бутыр­ ской тюрьмы. «Сейчас придет мама»,— писал Доми­ нике в тот день Анатолий Валеев. Но мама была не одна. С ней приехала и Н. А Рукавишникова. О том, как прошло это свидание в тюрь­ ме с больным сыном, нет никаких сведений. Но известно, что Анастасия Ивановна из Москвы приехала больная. ПЕРЕПИСКА С Н. А. РУКАВИШНИКОВОЙ Как теперь ясно, «кузиной» А. А. Ванеев называл Н А. Рукавишникову в конспира­ тивных целях. Жандармы разрешали за ключенным переписываться только с род­ ственниками Кузине в Нижний 22 ноября 1896 года. Ты вот все жалуешься, что я редко пи шу, строишь разные нелепые предположе­ ния, чтобы объяснить мое молчание, и за­ бываешь самое главное. Ты забываешь, где и что я А между тем эти где и что опреде­ ляют мою жизнь Впрочем, я напрасно так долго останав­ ливался на этом объяснении: оно более применимо к прошедшему, чем к будущему. Это будущее скрыто еще завесой, но заве­ са начинает волноваться — признак скорого поднятия. У меня уже началось то знакомое мне беспокойство, которое я обыкновенно срав­ нивал с беспокойством птиц перед отлетом. Право, родная, мне иногда кажется, что целая вечность лежит за мной Все прошед­ шее рисуется в маленьком виде, как будто я смотрю на него в бинокль из объектива. Порой я готов воскликнуть вместе с Гете: Отдайте мне назад те годы, Когда я жизни был творцом... (не так, не так!) Отдайте бурные стремленья, Отдайте счастье полно мук. Бессильной ненависти мгценье И мощь любви... Ах, чер 1 побери! Дальше хоть убей, не могу вытянуть рифмы... Ну, вообще заканчивается тем, что поэт требует обратно свою юность. Пиши мне подробнее, чем занимаешься. Видишься ли с нижегородскими бомондами? Как пожи­ вает мой шеф? (П. Н. Скворцов.— Н. 3 ). Когда я вспоминаю об нем, то вспоминаю одновременно и твое словечко: «мой дядя». Что Шурка? Скучает? Передай ему от ме­ ня добрые пожелания. Ну, давай твои ру­ ченьки. Целую твои розовые губки. Анатолий. 2 декабря 1896 года. . ■. \ Сегодня второе декабря. По, обыкнове­ нию заглянул в папку писем за прошлый месяц и должен был с грустью констати­ ровать печальный факт: за весь месяц я получил от кузины только одно письмо. Су­ ди сама: вот за этой страничкой я сижу целых полчаса. Но когда я пишу под непо­ средственным впечатлением только что по­ лученного письма, за это же время я успе­ ваю написать целый лист. Жизнь- о.^чточ­ ной тюрьмы слишком однообразна. О.,.- че может дать не только материала, но даже и повода для письма. Даже более — она от­ нимает и самую охоту делиться своими ду­ мами. Не получая подолгу писем, начина­ ешь как-то уходить в себя, между, твоим внутренним миром и миром внешним выра­ стают новые стены. Минутами перестаешь даже чувствовать и самый гнет одиночества: кажется, что как будто так и быть долж­ но, что эта жизнь и есть нормальная жизнь. Перестаешь сознавать потребность общения с людьми... Да ведь это, родная, начало нравственного умирания! Ибо категория нравственного мыслима только в отношени­ ях к людям. Ты постоянно, видимо, упус­ каешь из вида, что окружающая меня об­ становка, что моя жизнь во многом — не­ нормальная жизнь. Если в первые месяцы заключения я не чувствовал еще на себе влияния этой обстановки и жил, так ска­ зать, на счет запаса прежних впечатлений, то теперь, по истечении года, когда этот запас давно исчерпан и приходится попол­ нять его продуктами тюремной жизни,-— ее влияние начинает отражаться на психи­ ке. Имей всегда это в виду. По-прежнему бодр, здоров. В последние дни даже весел — и ты, вероятно, догады­ ваешься о причине. Большое тебе спасибо, кузина, за конфеты. Свидание Доминике не разрешают,— и я в унынии. Мне ужасно хочется с ней повидаться. Неужели я . не увижу ее до самого отъезда? Анатолий. 2 апреля 1897 года. Девятый день продолжается пытка. Ты­ сячи верст промелькнули перед глазами, а все еще не видно конца. Послезавтра, гово­ рят, будем в Красноярске. Чувствую, что измотает меня дорога. Девятидевная тряс­ ка и теперь вызывает уже нервную голов­ ную боль. Время тянется страшно медлен­ но. Ни читать, ни писать. Не хочется ни го­ ворить, ни думать. Никогда не переживал такого неприятного времяпрепровождения. Дорога до Челябинска доставляла еще кое- какие удовольствия, а от Челябинска — просто смерть. 3 апреля. „ Поезд тащится с убийственной медлен­ ностью. На станциях стоит целые часы... В Красноярске будем в 8 часов утра. Нако­ нец-то кончится эта пытка. Пиши скорее. Привет твоей сестре и ку-